Госпожа преподаватель и Белый Феникс - Марика Полански

прищурившись. Однако мысль, что есть шанс зацепиться хоть за какую-то работу и начать выплачивать кредиторам долги, приободрила меня. — А если они заглянут в мой диплом? Ты же помнишь, как господин Шнауц сказал: «Вы, юная леди, возможно, и добьётесь высот. Но только не в языке».

— Шнауц был идиотом, — нетерпеливо отмахнулась подруга и скривилась так, будто у неё разболелся зуб. — К тому же пьяница. В преподавательских кругах ходят слухи, что именно его пристрастие в креплённому послужило поводом для увольнения.

— Но Королевская Академия Магической Безопасности… — я с сомнением покачала головой и поджала губы. — Ты уверена, что они вообще станут рассматривать мою кандидатуру?

Марта звонко рассмеялась.

— Ты была из лучших на нашем курсе. Вот увидишь, они тебя заберут с руками и ногами. Кстати, — полюбопытствовала она, как бы между прочим, — у тебя есть где переночевать?

* * *

Королевская Академия Магической Безопасности находилась чуть поодаль от центра города и представляла собой архитектурный ансамбль из главного здания, нескольких учебных корпусов, а также студенческого общежития и Дома Преподавателей. Часть строений была связана между собой длинными каменными коридорами с витражными стрельчатыми окнами. В углублениях стояли гранитные стражи, поблёскивая полированными доспехами.

В давние времена, когда магия считалась не только делом неблагородным, но и опасным для окружающих, здесь располагалась инквизиция. В главном здании когда-то находились залы суда и кабинеты обвинителей. В учебных корпусах были допросные и пыточные, а студенческое общежитие когда-то являлось городской тюрьмой. Страшно подумать, сколько людей было замучено в этих стенах только потому, что врождённые способности считались мерзостью в глазах богов, которых никто и никогда не видел.

С тех пор многое изменилось. То, что считалось порочным, оказалось лишь особенностью, такой же, как цвет глаз или форма носа. Магию смогли если не приручить, то хотя бы частично объяснить и дать ей место в обычной жизни. Теперь на её основе создавали полезные артефакты, а ведьмы и колдуны перестали считаться изгоями общества и получили права на образование и работу среди простых людей.

Быстро сообразив, что ополоумевшего ведьмака может поймать только ему подобный, инквизиция переименовала себя в Министерство Магической Безопасности. Чуть позже появилась и Академия, готовящая дознавателей, работающих исключительно с ведьморожденными. Бывшие допросные и пыточные превратились в просторные аудитории, а камеры, в которых доживали свои дни обречённые ведьмы и колдуны, — в светлые комнаты для студентов. Внешне ничто не напоминало о тех тёмных временах, когда родиться с даром было опасно для собственной жизни.

Студенты находились на занятиях. В опустевшем коридоре наши шаги отражались от стен как-то по-особенному гулко.

— Что-то меня терзает дурное предчувствие, — честно призналась я Марте, когда мы шли по одному из каменных туннелей, ведущих к кабинету ректора. — Работать преподавателем архонского языка… У меня не было практики с тех пор, как мы окончили университет. Может, я и училась неплохо в своё время, но отсутствие практики смущает.

Марта пренебрежительно отмахнулась.

— Есть практика, нет практики — какая разница? На архонском никто не говорит более трёх тысяч лет, — заявила она и вздохнула. — Я больше тревожусь за студентов. С твоим характером ты превратишь их в кучку жаб, квакающих за партами.

— Я не настолько ужасна.

— О, дорогая моя! Несчастный Фицпатрик, который имел неосторожность высказаться о твоём таланте, три дня не вылезал из уборной, помнишь? Спасибо мадам Жюльен, которая вовремя отпоила его церикатой. Иначе бы он умер от обезвоживания.

Я злорадно ухмыльнулась. Худой, со взъерошенными волосами Фицпатрик Мак-Вигель считался первым красавцем и хулиганом — одним словом, мечта всех студенточек Женского Университета. Учился он в Академии Артефакторики и частенько вместе со своими дружками ошивался в университетском саду.

В годы студенчества я была слишком застенчивой и не могла толком постоять за себя. Этакая идеальная жертва для насмешек. Разумеется, Фицпатрик не смог обойти меня стороной. Острословие так и лилось из него, особенно когда поблизости находились зрители.

Но самое противное было то, что он мне нравился. Я терпеть не могла его колкости. Но меня тянуло к нему с какой-то болезненной манией. Как будто видела в его хулиганских выходках силу и уверенность, которой так недоставало мне само́й.

Так продолжалось до тех пор, пока однажды Фицпатрику в руки не попал мой дневник. Не знаю, как записи оказались у него, — скорее всего, какая-нибудь влюблённая сокурсница вытащила из комнаты, — но он прилюдно высмеял и мою влюблённость, и писательский талант. Не специально, но в гневе я пожелала ему кровавый понос на три дня. Бедолага побледнел и со всех ног помчался в уборную. Откуда его достали сокурсники и отвели к мадам Жюльен. Медицинская дама билась, чтобы снять моё случайное проклятие и отпаивала Фицпатрика настойкой церикаты.

Через три дня проклятие сошло на нет, а Мак-Вигель стал обходить меня стороной.

— Давай будем честными, — вымолвила я, глядя на Марту. — Он был виноват сам. Терпение имеет свойство заканчиваться. Но самое страшное, когда терпение заканчивается у людей мягких и нескандальных. Таких, как я. Вот что ему стоило просто игнорировать меня, раз я была неприятной для него особой? Ничего.

— Ну мальчики — такие мальчики, — подруга пожала плечами, покачала головой и снисходительно улыбнулась. — Они никогда не знают, как подойти к девочкам, а потому дёргают их за косички, чтобы обратить на себя внимание.

— Ещё одно доказательство, что мужчины идиоты. Вместо того чтобы подарить шоколадку или нарвать цветов из соседней клумбы, они выбирают способ, изначально обречённый на провал.

— В тебе говорит обида, Эжена, — Марта сочувственно покосилась на меня и остановилась перед тёмной лакированной дверью с золотой табличкой, на которой было выбито «Ректор». — Не все мужчины — мерзавцы. Да, они неидеальны. Но один горький опыт не делает всех остальных негодяями. Надо давать шанс людям.

Внутри стянулся неприятный холодный узел. Как будто подруга попыталась обвинить меня в несложившейся личной жизни, но сделала это так мягко и так виртуозно, что при всём желании не подкопаешься.

Я внимательно посмотрела на Марту. Высокая, пышущая здоровьем и красотой, её тёмные глаза источали какой-то ровный свет счастья, который можно увидеть только у тех, кто влюблён и скоро свяжет судьбу с любимым человеком. Это и притягивало, заставляя радоваться за неё, и пробуждало нечто, сравни тихой зависти. Даже не зависть. Скорее наталкивало на размышления: «Почему она, а не я? Что со мной-то не так?»

— Пусть будет так. Но давать шанс я никому не намереваюсь, — я помолчала, подбирая нужные слова, и тихо добавила: — Мне хватило. Настолько, что до конца жизни не отмоешься.

По лицу Марты проскользнула тень,