Сладкий уголок в другом мире - Аурелия Шедоу

— Ты снова не спала. — Её тёплые пальцы сжали плечо Алисы. — Может, хватит мучить себя?

Не отвечая, Алиса сняла фартук и выбежала под дождь. Холодные струи омывали лицо, смешиваясь со слезами.

* * *

Пекарня Гаррета встретила её родным теплом. Старый пекарь, не поднимая глаз от теста, пробормотал:

— А королевские пиры уже без тебя обходятся?

Алиса прижалась ладонью к знакомому выступу кирпича возле печи — тому самому, о который она обожглась в первый день. Здесь каждый угол хранил память: вмятину на столе от её первого рассерженного удара скалкой, закопчённое пятно на потолке от неудачного эксперимента с карамелью, зарубки на дверном косяке, где Лора отмечала свой рост.

Вечером, когда она, перепачканная в муке, вымешивала очередное тесто, дверь распахнулась. Эдриан застыл на пороге, его глаза темнели с каждой секундой.

— Ты сознательно игнорируешь все мои письма? — Голос звучал резко. — Три дня! Я думал, с тобой что-то случилось!

— Я была здесь. Где мне и место.

— Место? — Он сделал шаг вперёд. — Ты — королевская кондитерша! Не уличная пекарша! В аристократическом квартале тебя ждёт…

— Золотая клетка? — Алиса швырнула в него скалку. — Чтобы я, как все твои придворные дамы, пекла бездушные пирожные для скучающих аристократов?

Эдриан поймал скалку на лету. Его пальцы сжали её так сильно, что дерево затрещало.

— А я? — вдруг прошептал он. — Ты готова оставить меня одного в этом проклятом замке? Среди этих… этих марионеток?

Их взгляды встретились. Алиса впервые увидела в его глазах не гнев, а боль. Дверь захлопнулась с таким грохотом, что с полки упала банка корицы.

* * *

Семь дней молчания.

Алиса пекла «Хлеб примирения» по бабушкиному рецепту — с орегано, символом мира, и каплей мёда, как делала в детстве после родительских ссор. Но тесто не слушалось: первый каравай вышел пересоленным от её слёз, второй — безвкусным, как её настроение, третий и вовсе подгорел.

Гаррет молча скармливал неудачные экземпляры уличным детям. Лора перестала болтать без умолку. Даже королева прислала лишь короткую записку: «Он не спит».

На восьмое утро дождь прекратился так же внезапно, как начался. Алиса замешивала тесто в который раз, когда дверь распахнулась с такой силой, что с полки посыпались специи.

На пороге стоял Эдриан. Без плаща. Без камзола. В простой рубахе, мокрой от пота, с обожжёнными до волдырей руками. В дрожащих пальцах он сжимал деревянную вывеску. «Сладкий уголок» — гласила изящная надпись.

— Я… нашёл дом, — его голос сорвался. — На углу Пряничной и Вишнёвого переулка. Там сад… с теми вишнями, что ты любишь. И печь… — Он показал ладони, покрытые свежими ожогами. — Я сложил её сам. Три дня. Без сна.

Алиса осторожно взяла его руки — эти благородные пальцы, умеющие так нежно снимать с её лица муку, теперь были изуродованы кирпичами и раствором.

— Зачем? — прошептала она.

Эдриан перевернул вывеску. На обратной стороне был вырезан крендель — точная копия шрама на её ладони.

— Помнишь, в саду ты сказала, что хочешь «сладкий уголок», где будут сливаться все вкусы твоей жизни? — Он сделал шаг вперёд. — Я строил не пекарню. Я строил наш дом.

* * *

Его пальцы разжались, открывая дверной ключ. Алиса потянулась, но вдруг замерла — среди новых инструментов на полке лежала её старая, вся в зарубках скалка.

— Ты… сохранил её?

— Как и кирпич из твоей первой печи. — Он осторожно разжал её кулак, вкладывая ключ. — Я ведь не прошу выбирать между прошлым и будущим. Я прошу…

— Дать шанс нашему настоящему, — закончила она, чувствуя, как тёплая волна разливается по груди.

«Сладкий уголок» оказался именно таким, как она мечтала. Просторная кухня с огромными окнами, в которые лился солнечный свет. Но главное — старая печь, где среди новых кирпичей выделялись несколько знакомых, почерневших от времени.

— Чтобы душа осталась, — объяснил Эдриан, когда Алиса, задыхаясь от слёз, прижалась щекой к шершавой поверхности.

На открытие пришли все: королева с древним фолиантом рецептов, Гаррет с кульком своей знаменитой закваски, Лора с корзиной лесных ягод. Даже старый Бернард, их бывший соперник, принёс медный колокольчик «для первого покупателя».

Когда гости разошлись, Алиса и Эдриан остались вдвоём среди запахов свежей выпечки. Она протянула ему первую булочку из новой печи.

— Попробуй. «Сердечное перемирие». Новый рецепт.

Эдриан откусил, и по его лицу разлилось тёплое выражение, которое бывало только здесь, на их кухне.

— Слишком сладко. Совсем как наша жизнь теперь.

Глава 22. «Признание у печи»

Поздний вечер опустился над «Сладким уголком», словно тяжёлое тесто, замешанное на сумерках. Алиса, стоя на цыпочках, пыталась дотянуться до верхней полки, где в глиняных банках с трещинами — будто морщинами времени — хранились ванильные стручки и звёздчатый анис. Её пальцы скользнули по холодному краю полки, смахнув облачко пыли, осевшей со дня открытия пекарни. Завтра — первый городской праздник урожая, и её пироги с вишнёво-тимьяновой начинкой должны были стать не просто угощением, а символом. Символом того, что сирота с обожжёнными ладонями может накормить целый город. Но тесто упрямилось, слипаясь в комья, будто напоминая: даже сладкие победы требуют жертв.

— Ты снова забыла про время.

Голос Эдриана прозвучал из дверного проёма, где он стоял, прислонившись к косяку с той небрежной грацией, которую сохранил со времён придворных балов. В его руках покачивалась бутылка вина с этикеткой, на которой вместо фамильного герба красовался крендель — их личный геральдический знак, выжженный раскалённой кочергой в порыве полупьяного вдохновения. Его льняная рубаха была испачкана известкой, а на левом плече алела царапина — сегодня он помогал старику Генриху чинить крышу мельницы, хотя сам клялся никогда больше не лазить по стропилам после падения в двенадцать лет.

— Это чтобы ты не уснула за миндальным кремом, — он поставил бутылку на стол, аккуратно отодвигая горы пергамента с чертежами новой печи — проекта, который они обсуждали три недели, споря до хрипоты о форме дымохода.

Они устроились на полу у очага, прислонившись спинами к тёплым кирпичам, всё ещё хранившим жар дневного огня. Вино, тёмное как спелая ежевика, пахло летом — не только ягодами и сеном, но и детством Алисы. Эдриан налил напиток в два походных кубка — тех самых, что брал когда-то в военные походы, а теперь использовал для утреннего кофе.

— Сегодня во сне я видела рецепт, — начала Алиса, обхватив