Юсупов. Тьма Внутри - Гоблин MeXXanik

вело множество закрытых дверей. За каждой творилось… разное. Я не заглядывал внутрь, но память пациента уже запечатлела: шёпоты, всплески звуков, кто-то смеялся слишком громко. Кто-то плакал. И всё это было под эйфорией, в которой границы между «можно» и «опасно» почти не ощущались.

На стенах были развешаны картины, и я замер, вглядываясь в рисунки.

Они не были нарисованы нарочито небрежно, грубыми мазками. Наоборот, художник рисовал с такой аккуратностью, словно бы хотел получить шедевр. Совершенство. На одной из картин был изображён пир. Богато накрытый стол, женщины обернутые в ткани, мужчины в масках. Кто-то смеялся, кто-то склонялся к уху другого. Но всё было… неестественно. Лица казались чуть длинными, руки вытягивались дальше, чем должны быть. Я присмотрелся, и заметил странные, изломанные тени, которые словно бы подкрадывались к пирующим. Но те были слишком увлечены трапезой.

На другой картине была изображена сцена исповеди. Жрец в фиолетовой рясе склонился к женщине в белом, которая закрыла лицо ладонями. В глазах монаха, который склонился над женщиной, чтобы отпустить грехи, читалась не жалость, а голод. А за спиной монаха было изображено высокое окно, из которого лился не свет, а фиолетовая мгла.

Была и абстрактная композиция: вихрь тел, переплетённых в экстазе и боли. Без лиц, без пола, без времени. Только изгибы и изгибы, закрученные в один узел. Казалось, если приглядеться, можно услышать стоны. Кто-то, возможно, и слышал.

Последняя, у двери, была почти невинной. Маленький мальчик с яблоком в руках. Но его тень была вытянута, с раздвоённым черепом, стояла в другой позе.

Картины завораживали, словно манили.

А ещё… в зале играла музыка. Она не лезла в уши, не требовала внимания — просто была. Настолько тонкая, что сливалась с пульсом.

Я невольно замер. Мелодия текла, как тёплая вода. Неспешно, обволакивающе. Ни одного фальшивого звука. Идеальное сопровождение. Неизвестная симфония, без имени, без автора, но с точно выверенным действием. Она будто знала, в каком месте ослабить, где сделать паузу. Не музыка — ловушка. Казалось, она вплетается в мысли. Обнимает мягко, но настойчиво. Стирает границу между «здесь» и «там», между тем, кто ты есть, и тем, кого из тебя хотят сделать.

Я с усилием мотнул головой, отгоняя наваждение. Морок рассыпался не сразу — прилипчивый, тягучий, как сон, который не отпускает. Вдохнул чуть глубже, чтобы зацепиться за реальность, и начал оглядываться.

Музыкантов не было. Ни рояля, ни скрипки, ни колонок. Просто звук. И это пугало сильнее, чем если бы здесь стоял целый оркестр.

Я сделал неуклюжий шаг и в тот же момент увидел его.

Человек в фиолетовой рясе двигался сквозь зал. Его фигура была чуть ниже, чем я запомнил, но сама походка — всё та же. Неспешная, но уверенная. От него тянулись тонкие, почти невидимые щупальца. Они ползли к гостям, обвивали плечи, замирали на груди. Люди сидели тихо, с улыбками, полуоткрытыми глазами. Спокойные. Счастливые. Пустые.

Я замер. А он вдруг остановился. Медленно повернулся в мою сторону, словно почувствовал, что его видят. И я ощутил его взгляд из-под капюшона. И мгновенно разорвал плетение.

Комната исчезла, звук погас. Остался только кабинет, тишина и гул крови в ушах.

Я тяжело вздохнул, глядя на пациента. Парень сидел чуть сгорбившись, руки лежали на коленях, как у школьника, которого только что вывели к доске. В его взгляде было всё — и усталость, и облегчение, и страх, что всё это вдруг не закончилось. Я знал этот взгляд.

— Помните что-нибудь? — спросил я тихо, не торопя.

Он покачал головой:

— Только смутные образы. Будто всё через плотную ткань. Цвета, звуки… лица. Почти…

Я кивнул, немного откинулся на спинку кресла, давая себе и ему минуту осесть.

— Эмоции, которые вы тогда переживали, — сказал я спокойно, — они ещё какое-то время будут с вами. Это нормально. Такие вещи не уходят сразу. Они цепляются, как запах дыма на одежде.

Он молчал, но кивнул. В знак того, что услышал и теперь старается понять.

— Вам потребуется курс терапии, — продолжил я. — Это поможет окончательно избавиться от последствий «Оскала Мертвеца». А сейчас — самое главное: отдых.

Я взял бланк, аккуратно заполнил его.

— Я пропишу вам рецепт одного простого отвара. Пить дважды в день — утром и вечером, не позже девяти. Через три дня — приходите на повторный приём.

Он кивнул. А потом медленно поднялся. Как будто только что сбросил с плеч не просто тяжесть, а целый материк. Двигался осторожно, будто не до конца верил, что снова в теле. Но держался увереннее.

— Спасибо… — произнёс он, хрипло, и посмотрел на меня почти с удивлением, будто не ожидал, что всё ещё может говорить.

— До встречи, — мягко ответил я, не делая лишних акцентов.

— До встречи… — повторил он растерянно. И направился к выходу, стараясь не споткнуться.

Когда он вышел, я на мгновение задержался взглядом на прикрытой двери. Потом выдохнул, чуть опустил плечи и сел обратно за стол.

Снова активировал плетение «Астрального двойника», чтобы проверить себя. Передо мной появилось слабое, ровное свечение моего силуэта. Без искажений. Всё было в пределах нормы.

Я разорвал плетение, открыл карту пациента. Быстро заполнил ее, поставил галочку, аккуратно вложил формуляр в папку.

И тихо, почти шепотом, сказал:

— Кто ты такой, паразит в фиолетовой рясе?

Разумеется, ответа не последовало. Только лёгкое эхо моих собственных слов, растворившееся в тишине кабинета.

Я откинулся на спинку стула. Очень надеялся, что ментальная блокада сработала. Что отголосок чужого существа остался запечатан в глубине памяти пациента. Что ему не удастся взломать барьер, пролезть через щель, выбраться.

Но уверенности не было.

В дверь мягко постучали.

— Следующий пациент уже ожидает, — донёсся спокойный голос Ниночки.

Я кивнул, не глядя, и ответил:

— Пригласите.

* * *

Дверь за последним пациентом мягко закрылась, когда на часах был полдень. Щелчок ручки будто подвёл черту. Я устало вздохнул, медленно откинулся в кресле, положив руки на подлокотники. Плечи тянуло вниз, глаза резало от света.

Открыл нижний ящик стола, нащупал знакомую упаковку, вынул батончик энергона. Распаковал с привычной ловкостью, откусил. Жевал торопливо, не ради вкуса, а просто чтобы дать телу хоть немного ресурса. В голове было ощущение, как после долгого плавания всё внутри звенело тихо, с эхом.

Работа сегодня отняла много сил. Хотя почти всё шло по схеме, отработанной на первом пациенте. У всех были одни и те же симптомы. Манящие голоса.