Юсупов. Тьма Внутри - Гоблин MeXXanik

— Что за эликсир? — спросил я, удерживая ровный тон.

— «Оскал мертвеца», — ответил он и поёжился. — Страшная штука, скажу я вам.

Он говорил уже чуть свободнее, но всё ещё с настороженностью, будто сверялся с моими реакциями.

— Если разбавить его с вином, — продолжил он, — то получается такой эффект… сильной эйфории. Всё внутри начинает звучать, будто кто-то выкручивает чувства на максимум. Радость становится ослепительной. Любовь… будто ты тонешь в ком-то. Оно словно усиливает всё в тысячи раз.

Он сделал паузу, чуть прикрыл глаза, словно вспоминая.

— А если под этим сочетанием попробовать «Вихрь Силы»…

Его голос стал тише, и он замер, глядя сквозь меня. Лицо приобрело странное выражение — не радости и не тоски, а чего-то пограничного. Как будто в ту секунду он вновь оказался в том самом ощущении, где всё на грани, всё пульсирует, и жить, и исчезнуть, одинаково заманчиво.

Пациент будто бы забыл про кабинет, про меня, про свои дрожащие, стиснутые на коленях пальцы. В его взгляде было прошлое, и оно тянуло.

Я посмотрел на него чуть внимательнее и мягко уточнил:

— Вас угостили в закрытом частном клубе?

Парень вздрогнул. Словно кто-то плеснул на него холодной водой, и он вынырнул из глубины собственных воспоминаний. Несколько секунд смотрел в сторону, избегая моего взгляда, а потом тихо сказал:

— Раз… два. Мне посоветовал друг. Сам я… не любитель. Он говорил, что помогает расслабиться. Что всё под контролем. Сами знаете, у одарённых же не бывает зависимости… Ну, я так думал.

Он чуть пожал плечами и на секунду прикусил губу. Глаза его блуждали по стене, словно ища в ней опору.

— А потом… я начал просыпаться от звуков, — продолжил он. — Словно кто-то шепчет мне. Иногда прямо у самого уха. Голос… он был такой приятный. Мягкий. Тягучий, как тёплый мёд. Не пугал. Наоборот, будто… звал. И предлагал… разное. Не совсем хорошее.

Он снова замолчал. Я не торопил. В таких рассказах важнее не прерывать, чем задать вопрос.

Через несколько мгновений он вздохнул и произнёс уже тише:

— Тогда я очень испугался. Было чувство, будто кто-то поселился рядом. Или во мне. Я сам не знаю… И я пришёл сюда. В лекарню. Чтобы… ну, пройти курс. Всё по стандарту.

Он опустил голову.

— И уже в отделении… память словно бы пропала. Дни три или четыре — пустота. Я их не помню. Ни разговоров, ни лиц. Будто кто-то вырезал. Или я сам себя выключил.

Я медленно кивнул, делая пометки на листе, закреплённом в планшете. Некоторым пациентам важно видеть, что их слова воспринимаются всерьёз. Он смотрел на мои руки, будто именно в строчках искал себе приговор.

— Вы не говорили об этом никому? Про голоса? — уточнил я спокойно, без нажима.

— Нет, — выдохнул он. Голос сорвался, как будто слова давались ему с усилием. — Боялся. Я же… не безумец.

Я отложил ручку, убрал лист в папку, закрыл её с мягким щелчком.

— Вы не безумец, — сказал я. — Просто попали под действие эликсира, который, скорее всего, распространяется одной из сект.

Он побледнел. Лицо стало будто тоньше, прозрачнее. Пальцы медленно вжались в подлокотники кресла, как будто он пытался удержаться, не выскользнуть из тела. Или — не потерять остатки контроля.

— Это можно… убрать? — спросил он, почти шёпотом.

Я кивнул:

— Можно попытаться. Я могу заблокировать часть ваших воспоминаний. Особенно тех, которые несут основной триггер. Это поможет стабилизировать состояние.

Он чуть выпрямился. Почти неуловимо. Как будто внутри на секунду включился свет.

— Но, — продолжил я, мягко, но ясно, — последствия зависимости, скорее всего, ещё какое-то время будут вас беспокоить. Мы сможем с этим работать. Но вы должны будете полностью отказаться от приёма эликсира. Совсем. Без «одного раза», без «для успокоения».

Он кивнул. Медленно, но твёрдо.

И я заметил — в этом кивке было что-то настоящее. Как будто он впервые за долгое время нашёл в себе точку опоры. Пусть и шаткую.

— Что нужно делать? — спросил он негромко, будто боялся, что за этим вопросом последует что-то болезненное.

Я потёр ладони и спокойно уточнил:

— Когда вы были в тех закрытых клубах… Вы видели там человека в фиолетовой рясе?

Он нахмурился, задумался. Повёл рукой по подбородку, как будто пытался вытянуть из памяти расплывчатую деталь, забытый штрих.

— Нет, — произнёс наконец. — Там были люди в рясах… ну, навроде тех, что носят жрецы. Белые, серые. Они что-то проповедовали, говорили про некую организацию. Всё это выглядело странно. Я тогда ещё подумал — смахивает на секту. Но, честно, внимания не обратил. Мало ли их сейчас развелось.

Он пожал плечами, взглянул в сторону, в угол кабинета.

— А вот фиолетовые рясы, — добавил он чуть тише, — не в чести в Империи. Насколько помню, ещё с давних времён… Это вроде как связано с ересью. И народ от них шарахается.

Я рассеянно кивнул, смотря в стол, но вслушиваясь. Голос у него стал более живой — в рассказе чувствовалось, что он говорит то, что действительно помнит, без выдумки, без желания оправдаться.

— Хорошо, — произнёс я ровно.

— Думаете, это что-то запретное? — с лёгкой тревогой в голосе спросил он, поднимая на меня взгляд.

Я улыбнулся — спокойно, почти по-домашнему. Без тени насмешки, просто чтобы сбить волну напряжения, которая снова начала подниматься в нём.

— Нет, просто уточнил, — сказал я, вкладывая в голос немного Спокойствия.

— Хорошо… — заторможенно произнёс он, но плечи его слегка опустились.

Я активировал плетение Ментальной преграды.

— Вспомните те события, — тихо произнёс я, — которые нужно… убрать.

Он кивнул. Закрыл глаза. Веки дрогнули, как у человека, входящего в сон. Я осторожно коснулся его руки. Но в ту же секунду передо мной распахнулся поток воспоминаний.

Сперва были звуки: ритмичная музыка, приглушённые голоса, гулкий смех. Потом — свет, мягкий и багровый. Роскошная гостиная одного из закрытых клубов: резной камин, винтажные абажуры, обивка кресел в пыльной бархатной зелени. Всё было чуть размытым, будто увиденным сквозь толстое стекло, пропитанное зельем.

На столе стояли бокалы. Вино в них было не совсем вином. Его цвет отливал медным и чем-то густым, почти живым. Там уже было зелье.

Из гостиной