Время отдавать - Владимир Львович Кусакин

следователю другую, я видел почти такую же у дона Франческо.

— А что там за значок на склоне Монте Бианко?

— Я слышал там был концентрационный лагерь в годы войны.

— А куда он делся?

— Куда он денется? Надо три километра ползти наверх.

— Мы сходим туда?

— Конечно Фернандо, только не сегодня и не завтра.

— А когда?

— Там видно будет…

Глава 2

Северная Индия, Пустыня Тар Июнь 2005 г.

Везёт — не везёт понятия относительные. Никогда не поймёшь повезло или нет, если ты опоздал на поезд.

Когда мне исполнилось шесть лет, в день моего рождения моя бабушка позвала трёх старух. Я пришёл с улицы и увидел их. Они были в чёрном, а моя бабушка суетилась угощая их. Мне они сразу не понравились. В мой день рождения всегда угощали меня. А не каких-то вредных старух.

— Пришёл, наследничек-то! — прокаркала одна, и все обернулись на меня стоящего в проходе.

— Подойди Серёжа, поздоровайся с бабушками. — сказала моя баба Аня.

— Здрассьте. — глядя в пол ответил я.

— Подойди сюда, касатик. — одна из бабок сидевших с краю за столом протягивала ко мне руку.

Я отшатнулся. Они все были похожи на Бабу-Ягу.

— Не бойся. — сказала моя бабушка. — Подойди.

Делать было нечего.

— Дай руку.

Крайняя бабка взяла мою руку, подержала.

— День рождения у него сегодня? — спросила другая.

— Сегодня.

— Маяться будет всю жизнь.

— Ой, да как же это? — бабушка засуетилась. — А я думала…

— Успокойся. — сказала та что держала меня за руку. — Ничего с ним не будет. Сила ему большая дадена, только запрет на нём.

— А снять нельзя?

— И-их, милая! Снять можно, да только надо-ли? Со временем само снимется, когда сам осознает. Жизнь будет у него кручёная-верчёная, так если разрешить ему, много людей умрёт…

— Пора идти! — внезапно сказала третья, которая молчала всё время.

Я взглянул на неё. Она не была такая противная как две другие, и было ясно видно — она была главная.

— Некрещёный, это хорошо. Нельзя ему. Прекрати Анна! — она увидела как моя бабушка вынимает деньги. — Ты мне зеркало обещала.

Зеркало висело на стене и было старым и мутным. Я любил глядеть в него сидя на диване, потому что оно показывало. Как телевизор. Только телевизор никогда не показывал такого. Мальчишки во дворе мне не поверили, поэтому однажды я привёл их домой и усадил на диван.

— Надо сидеть долго. — сказал я им. Они сидели целый час и ничего не увидели.

Дразнились долго, но потом всё забылось. И вот теперь…

Бабушка полезла снимать тяжёлое зеркало со стены. Я прекрасно помню лыковую верёвку, на которой оно висело. Она была толщиной почти с мой палец.

Как она оборвалась?

Тяжёлая рама упала на пол и зеркало разбилось на множество тяжёлых осколков.

Главная колдунья подобрала один, завернула его в платочек.

— Теперь ты знаешь когда. — сказала она моей бабушке.

Та кивнула и заплакала. Я заплакал тоже. Ощущение потери росло во мне.

Меня взяли за ухо, очень больно, так что я перестал плакать.

— Ты не должен плакать! — глаза смотрели сквозь меня. Я почувствовал её руку на моей голове.

— Всё будет хорошо…

Когда я проснулся, никого небыло. Бабушка была спокойна и улыбалась.

— Они ушли, баба?

— Ушли внучек, ушли.

— А где они живут, в лесу?

— Нет, не в лесу.

— А где?

— Далеко, очень далеко…

— А они ещё придут?

— Нет, они никогда больше не придут.

— Почему? — я был немножко разочарован. У меня появились вопросы к бабкам Ёжкам.

— Потому что они приходят в гости только один раз…

* * *

Бабушка умерла через семь лет. Предсказания начали сбываться.

Мне было уже тринадцать лет, родители нашли родственников в деревне и отдали меня на два месяца, на август я должен был ехать в пионерский лагерь.

В соседнем доме жила Нина со своей матерью, она была на четыре года старше, и была самой красивой девушкой на свете. Я любил её, а она называла меня своим братиком.

Счастливая жизнь закончилась, когда из города прислали рабочих для чего-то, не знаю, я никогда не видел чтобы они что-то делали кроме беспробудной пьянки.

По вечерам Нине стало невозможно выходить из дома. Они висели на заборе и орали непристойности.

А через несколько дней я шёл с речки и услышал её крики, и ещё кто-то бубнил не переставая. Я побежал туда и увидел… Двое держали Нину, а третий был на ней и бил её кулаком по лицу. Здоровые мужики в наколках. Не помню сколько это продолжалось. Я лежал в кустах и дрожал как испуганный зверёк.

Жизнь оказалась намного поганей, чем я мог себе представить. Потом они её отпустили и она прошла мимо меня качаясь. Слёзы застилали её глаза, а на ногах были кровавые борозды. Вот тогда я решил их убить, всех.

Вечером, когда все легли, я взял косу на длинной рукоятке и пошёл к дому где они жили. Они всегда выходили на крыльцо помочиться, уроды. Ждал часа два, без успеха. Первым должен был стать один, я знал его, он бил Нину. Потом он всё таки вышел. Из бокового окна струился слабый свет и белая майка была очень хорошо видна. Когда лезвие косы прикоснулось к его горлу он застыл, потом медленно стал поднимать руки. Не знаю на что он надеялся. Я рванул за деревянную рукоятку изо всех сил. Деревенские ребятишки знают что наточенная коса страшное оружие, но я не ожидал что всё будет так просто.

Его голова отделилась от туловища и стукнувшись о крыльцо упала к стене дома. Как упало тело я уже не видел. С косой в руках я мчался по дороге к реке, кросс длинной в два километра. Я бросил её в воду. Найдут, не найдут, мне было тогда всё равно. Потом как был залез в речку, прямо в одежде. Вылез, выкрутил досуха и пошёл домой. Когда вошёл в деревню, там стояла абсолютная тишина. Я пробрался к себе в светёлку и уснул без сновидений. А в одиннадцать утра приехала районная милиция… Это всё глупости, что преступник всегда возвращается на место преступления. Я не возвращался ни разу, хотя бы потому чтобы не дать повода себя заподозрить. В деревне любая новость сразу же становится достоянием