Юнкер - Валерий Пылаев

шелковый халат, наспех накинутый поверх ночной рубашки, смотрелся уж точно не менее эффектно, чем алое платье. А косметика… пожалуй, Воронцова в ней и вовсе не нуждалась. Природные данные и родовая магия позволяли ей оставаться красоткой даже сейчас.

А испуганные и чуть опухшие от сна глаза даже придавали княгине какую-то беззащитную привлекательность, хрупкость — несмотря на более чем роскошные формы. Я на мгновение даже подумал, что провинившегося вассала можно наказать… весьма занятным способом.

Отставить, Горчаков. Такое ей, вероятно, даже понравится. А роль строгого владыки следует играть до конца — и без эротических импровизаций… Не обращая внимания на все соблазны — пусть даже те сами будто норовят выпрыгнуть из-под ночной рубашки.

Воронцова проснулась минуту или две назад. Но и этого времени ей хватило, чтобы сориентироваться. Уж не знаю, в чем и насколько ее сиятельство ожидала увидеть именно меня, но явно продумала и роль, которую будет играть — и сценический костюм.

— Как вы смеете?‥ — театрально прошептала она, поправляя халат — но так, что он почему-то вдруг стал скрывать еще меньше. — Я не…

— Не вам здесь задавать вопросы, княгиня.

Я не стал повышать голос — вместо этого на мгновение освободил свой Дар, позволив ему выпустить всю сырую мощь неатестованного пятого магического класса. Во все стороны от меня разошлась волна энергии — невидимая, но вполне осязаемая.

До деда мне было, конечно, далеко, но все равно получилось весьма эффектно: дверь за моей спиной с оглушительным грохотом захлопнулась сама собой, по покоям княгини пронесся могучий порыв ветра. Занавески на окнах встрепенулись, столик пошатнулся, сбрасывая на пол вазу с цветами. И даже тяжеленный кожаный диван — во всяком случае, мне так показалось — со скрипом сдвинулся по полу на сантиметр или два.

Сама Воронцова едва устояла: отступила на пару шагов, будто я толкнул ее в грудь и запоздало подняла Щит. Ничуть меня не испугавший — с нашей прошлой встречи мы уже сравнялись по силе Дара, а практики в боевой магии у меня в последнее время было уж точно побольше.

И я пришел сюда с тузом в рукаве.

Когда Воронцова замахнулась, чтобы влепить мне Булаву вместо пощечины, я вдавил кнопку на трофейном цилиндрике из латуни. И с искренним удовольствием увидел в глазах княгини страх.

Нет, даже не страх — ужас. Ритуал оммажа связал нас и наших потомков — в каком-то смысле даже крепче, чем связывает кровное родство. Утром я держал всю ее родовую силу в кулаке — но лишь мгновение. Никакая вассальная клятва не дала бы мне такой власти.

Но сейчас Воронцовой казалось, что я одной лишь своей волей полностью лишил ее Дара. И если уж эту напугало меня — можно было только догадываться, что почувствовала аристократка, прожившая со своей магией долгие годы.

Для Воронцовой владеть родовой силой было так же естественно и необходимо, как дышать. Магия защищала ее, подтверждала высший в обществе статус, давала власть, о которой не могли мечтать простые смертные — даже обладающие богатством или наделенные волей государыни Императрицы громким титулом.

И — что куда важнее — магия и Источник рода уже долгие годы питала саму княгиню. Поддерживала неумолимо дряхлеющее от прожитых лет тело. Пусть не поворачивала время вспять — но замедляла, почти останавливала, сохраняя красоту.

Которая без Дара непременно бы пожухла и ссохлась, как сорванные с веток листья — за считанные дни.

Ее сиятельство испугалась — и на этот раз по-настоящему.

— Нет, князь… — прошептала она побелевшими губами. — Прошу вас…

Я молча шагнул вперед. Сначала княгине пришлось запрокинуть голову, чтобы не уткнуться лбом мне — а потом и вовсе отпрянуть. Я наступал на нее, как асфальтоукладочный каток, смотрел сверху вниз, давил — и ей приходилось пятиться.

Пока не стало некуда бежать. Собственная кровать мягко толкнула Воронцову под колени, и ее сиятельство сломанной куклой рухнула на еще теплые простыни. На ее лице уже не осталось ничего напускного. Ни соблазнительной беспомощности, ни деланного возмущения — только страх.

Может, она и представляла, что мы с ней непременно окажемся здесь — но уж точно не так.

— Вы предали меня, княгиня, — проговорил я.

Неторопливо и веско, каждым словом будто вгоняя гвоздь в крышку гроба. Так, что даже если Вороноцова и вовсе не знала об убийце в доходном доме на Старо-Пороховской — непременно должна была почувствовать вину — а заодно и собственную ничтожность перед лицом разгневанного господина.

— О чем вы говорите, князь?‥

— Хватит выставлять меня дураком.

Я схватил Воронцову за ворот ночной рубашки и рывком поднял. Тонкая ткань затрещала, но, к сожалению, выдержала.

— Не прикидывайтесь, что не знаете, — выдохнул я, сжимая зубы. — В том доме меня едва не убили!

— Что?‥ Я не знала! Клянусь вам!!!

Удивление на лице Воронцовой было настолько искренним, что я даже готов был ей поверить. Впрочем, это почти ничего не меняло — ни в моем плане, ни даже в деталях его исполнения.

— Довольно лжи, княгиня. Измена своему сюзерену — страшнейшее преступление против родовых законов. — Я притянул Воронцову еще ближе — так, что наши лица почти коснулись. — Как у вас хватило совести отправить меня в ловушку — после того, что я сделал для вашей семьи?!

— Даю вам слово, что не замышляла ничего дурного. Если пожелаете — я поклянусь родом и своим Даром.

Серьезное заявление. Может, и не обязывающее говорить правду и ничего, кроме правды… И все-таки утром я уже успел убедиться, что клятвы аристократов — это несколько больше, чем просто обряд и красивые слова.

Воронцова не врала. Во всяком случае, не прямо.

— Но вы догадывались, что меня могут там ждать? — спросил я.

— У вас немало врагов, князь. — Воронцова чуть отстранилась, чтобы заглянуть мне в глаза. — Только глупый человек… не предположил бы подобного. Но я ничего не знала.

Голос княгини почти перестал дрожать. Плохо. Похоже, пора немного «добавить».

— Какая разница? Предательство все равно остается предательством.

Кладенец зажегся в моей ладони, вытянулся где-то на локоть и остановился в паре волосков от изящной шеи. Наверняка Воронцова почувствовала жар лезвия кожей — а может, и больше.

— Вы понимаете, что я могу убить вас прямо сейчас, княгиня? А потом вырезать всех ваших слуг и сжечь дом. — Я чуть стиснул пальцы, пережимая Воронцовой горло тканью. — Разумеется, меня будут судить — но все дворянское сообщество встанет на мою сторону!

Похоже, подействовало.

— Я должна просить вашего прощения, князь. — Воронцова склонила голову. — Но хочу, чтобы вы знали —