Зимнее дело Вампирского клуба вязания - Нэнси Уоррен

– Именно. Но вот что интересно: агент сразу вспомнил фамилию Ходжинса, хотя скандал случился сорок лет назад.

– Значит, она все еще актуальна.

– Однако теперь у Доминика Сандерсона куда больше денег и славы, чем тогда. – Я посмотрела на писателя, окруженного общительными фанатами. – А вдруг Мартин Ходжинс отправил фрагмент рукописи не только дочери… но и бывшему приятелю?

– А Сандерсон в ответ решил избавиться от него.

Сцена нарисовалась в голове сама собой.

– Это было бы так легко! Допустим, Сандерсон звонит ему и говорит: «Ходж, дружище, я получил твой черновик! Пора зарыть топор войны. Давай-ка загляну к тебе в гости, выпьем, как в старые добрые времена, все обсудим. Не горю желанием лишаться репутации и собственной фамилии на обложках, но готов выплатить тебе щедрую компенсацию для безбедной старости».

Рейф кивнул. Он тоже наблюдал за Сандерсоном: купаясь в лучах славы, тот явно чувствовал себя как дома.

– И он отправляется в дом к бывшему другу, – продолжил вампир. – Скорее всего, приносит бутылку виски или другой напиток, который ему по душе. Из вежливости Сандерсон делает пару глоточков, а Ходжинсу подливает все больше и больше.

Я вновь подхватила рассказ. События вырисовывались в голове, словно фильм.

– И может, Сандерсон и правда был готов заплатить. Вот только Ходжинсу уже не нужны деньги – и, наверное, никогда не были. Все говорят, что автор вложил в книги душу. Для Мартина они стали трудом всей его жизни, величайшим достижением. Он хочет признания, хочет, чтобы на обложках было его имя. А это уже не в интересах Сандерсона. Поэтому он спаивает Мартина так, что тот отключается… – Я взглянула на Рейфа. – А потом? Он зажигает сигарету и устраивает пожар? Откуда ему было знать, что это точно сработает?

Рейф покачал головой:

– Скорее всего, он позаботился о его смерти еще до пожара. Возможно, задушил подушкой. А будь Сандерсон совсем умным, он бы перед этим дал Ходжинсу надышаться дымом – так при вскрытии бы не обнаружилось, что тот умер до начала возгорания. Хладнокровный, но довольно гениальный способ избавиться от соперника. Никому и в голову не придет, что его могли убить.

Я пригубила вино, надеясь заглушить боль в горле. От одних лишь мыслей о дыме и удушье в нем начинало саднить.

– А представьте, каково с этим жить. Знать, что славу себе ты обеспечил ложью. А потом опуститься до убийства бывшего друга, чтобы эту ложь поддерживать. – Я покачала головой. – И как его совесть не грызет?

Мы с Рейфом по-прежнему не сводили глаз с писателя. Сандерсон радостно пожимал руки, смеялся и охотно подписывал книги, которые совали ему под нос.

– Не похоже, будто его что-то заботит, – хмыкнул вампир. – Скорее всего, он успел оправдать себя сам. Убедил себя, что роман и так наполовину принадлежит ему, ведь они так часто обсуждали идеи вместе с Мартином Ходжинсом! И вообще, будь его друг более сговорчив, они бы разделили права на трилогию или заключили иное соглашение. По мнению Сандерсона, Мартин, вероятно, сам вырыл себе могилу – нечего было упрямиться.

Я не могла больше даже смотреть на писателя.

– Полагаю, вам чаще приходилось иметь дело со злыми людьми, чем мне.

Рейф мрачно кивнул.

– За шесть сотен лет – несомненно.

Я поставила бокал на столик.

– Что ж, даже бесплатное вино и компания лордов и леди теперь не удержат меня здесь и минуты.

Мы вышли на холодную ночную улицу. Вампир повернулся ко мне:

– Позвольте угостить вас бокалом вина, которое, уверяю, будет более высокого качества.

Я не удержалась от смеха.

– Вы всегда были таким снобом?

– Я бы сказал, что жизнь слишком коротка, чтобы пить плохое вино. Однако в моем случае это, очевидно, не так.

Я аж оторопела.

– Рейф Крозье, я не ослышалась? Вы пошутили?

Он бросил на меня надменный взгляд.

– Я не лишен чувства юмора.

Я решила оставить тему.

– Пожалуй, сейчас я больше всего хочу вернуться домой и узнать о визите Клары и Мейбл в палату Джеммы. Иэн сказал мне, что она сжала руку подставной бабушки. – Я неуверенно посмотрела на Рейфа. – Это ведь хороший знак, верно?

– Я не врач, но полагаю, что да.

Глава 15

Когда мы вернулись в квартиру, вампиры уже трудились с обычной для них сверхвысокой скоростью. Я заметила, что с каждым приходом Кристофера Уивера планка поднималась чуть выше. Теперь доктор-вампир украшал чулки еще и вышивкой – целыми сценами, которые сами по себе являлись произведениями искусства. Естественно, идею подхватили и другие клыкастые вязальщики, и теперь все шустро работали не только спицами, но и нитками с иголкой.

Нюкта выяснила, что чулки – это прекрасная постель. Она умудрилась забраться в один из тех, которые лежали на столе, и мирно заснула. Из чулка торчали лишь черная голова и лапка. Милее подарка на Рождество в жизни не придумаешь!

Взяв изделия всех вампиров – причем совершенно искренне, ведь работы вышли просто прекрасными, – я спросила Клару, нет ли новостей из больницы. Старушка блаженно заулыбалась.

– Она сжала мою руку. – Клара посмотрела на остальных вязальщиков. – Это правда! Я не хотела рассказывать вам, пока Люси не придет. Но, боже мой, какое счастье! Сегодня Джемма стиснула мою ладонь!

– Но вы ведь даже не ее настоящая бабушка.

– Я ею и не притворялась. Да, мы наговорили медицинским работникам густой ржи, иначе ничем бы не смогли помочь твоей подруге. Однако опускаться до того, чтобы обманывать девушку в коме… Это просто неправильно.

– При чем тут густая рожь?.. – растерянно пробормотала я.

Теодор рассмеялся.

– Это рифмованный сленг кокни[5]. «Густая рожь» означает «ложь».

Порой я прекрасно понимала чувства Мери и то, как нелегко ей было разобраться в совершенно чуждом ей обществе. Густая рожь! Придумают же!

– Расскажите, как все произошло, – попросила я Клару.

– Я много говорила о тебе, Люси: ведь вы подруги. Я рассказывала о твоих занятиях вязанием, о том, что ты постепенно учишься. – Она похлопала меня по руке. – Ты прекрасно справляешься, милая. Когда-нибудь ты будешь щелкать спицами не хуже бабушки.

Сомневаюсь, что это правда, – если только я не стану вампиром и в моем распоряжении не окажутся сотни лет. Однако обращаться я не собиралась, и потому придется признать: уж в вязании я точно останусь полным нулем. Но вслух я этого не произнесла.

– Помните, что именно вы сказали в тот момент? – спросила я.

Клара на мгновение перестала вязать