Медвежье молоко - Елена Александровна Ершова

– Я Астарот, серьёзно! – снова ощерился патлатый. – Если б мусора паспорт не отобрали, сам бы увидел! Поменял имя ещё год назад, нах. Здорово, да?

– Здорово, – подтвердил Белый. – Великий Герцог Ада, повелевающий сорока легионами духов. Это если по «Легеметону» судить. Правда, Виер в своем трактате «De Praestigius Daemonum» называет его Казначеем, что, на мой взгляд, тоже неплохо. Ты к какому учению тяготеешь?

– А? – патлатый снова послал непонимающий взгляд из-под косм, и Белый понял, что Астарот не читал ни «Малый ключ Соломона», ни «Гримуар папы Гонория», ни тем более Виера, а свое новое имя просто нагуглил в Интернете.

«Р» – разочарование.

– Так в чём, говоришь, тебя обвиняют? – Белый решил сменить тему.

– Хотел «руку славы» сделать, типа. Слыхал?

– Допустим.

– Ну вот. Гемор, скажу, ещё тот. Сперва разнюхал, где самоубийцу похоронили. Потом готовился долго. Лопаты там, фонарик, все дела. Хорошо, могила свежая, землю быстро раскидал, а с гробом повозиться пришлось. Крышку отодрал – тут меня и застукали. Ещё и некрофилию привязали. А на кой хер мне мертвая баба? Мне живых хватает.

Патлатый вызывающе вскинул угреватый подбородок, и Белый понял: не дают. Бахвалится больше, а с живыми у парня если что и было – только неумелые поцелуи в подворотне и мастурбация на порно. Поинтересовался:

– «Рука славы» тебе зачем?

– Для магических ритуалов, типа, – убежденно ответил патлатый.

Белый подумал: значит, не вор. Это в средние века за «рукой славы» воры гонялись, чтобы хозяев обездвижить и дом обнести. А этот сатанист ни в иерархии демонов не разбирается, ни в назначении амулетов. Одним словом, балабол.

– У меня бабка потомственной ведьмой была, – продолжил болтать Астарот. – Гадала там, порчу наводила, насылала болезни всякие. Могла сделать так, чтобы у соседей молоко прокисло. А ещё, – тут он придвинулся ближе, – умела в чёрную свинью оборачиваться. Прикинь? Однажды так за мужиком гналась, а он не испугался, топором махнул, и свинье копыто перерубил! Так бабка, когда в человеческий облик вернулась, до самой смерти сухорукая ходила! Её и прозвали – Свинёва. Я, типа, в память о бабке её фамилию взял.

– То есть ты по паспорту Астарот Свинёв? – уточнил Белый.

Давясь от смеха, опустил подбородок в ворот мантии, а патлатый насупился.

– Чего ржёшь? Нормальная фамилия! Боялись мою бабку очень, понял? Да ты в штаны наложил бы, если б увидел! Я всю науку у неё перенял! Потомственный колдун я, понял?

– Понял, понял, – Белый примирительно поднял ладони.

Заворочался, захрипел в углу бомж:

– Сви… ньи! Нажрался… как свинья! Аргх!

– А ну, заткнись! – окрысился Астарот. Вскочил, будто собираясь накинуться на пьянчугу, остановился, посвёркивая глазами. Вспомнил, видно, об охране за дверью. Сел снова напротив Белого, раздувая ноздри, ткнул в него обгрызённым ногтем. – Не смей ржать, понял? Захочу – прокляну! Ни на одну бабу не встанет! Да они и не дают тебе! С такой-то рожей!

Он засмеялся, как школьник, для которого вершиной оскорбления было «сам дурак». Зато, рассудил Белый, не матёрый уголовник: с ними и разговора не получится, сразу пришлось бы кулаками работать, а там до крови недалеко. Крови Белый не хотел, но ещё помнил её вкус – солоноватый, ароматный. Вкус самой жизни.

Пил ли маньяк кровь своих жертв? Тела были в кровоподтёках и ссадинах, но не от зубов, да и мягкие ткани не так сильно повреждены. Мог бы вырезать и унести с собой. Значит, не каннибал.

– А сделать так, чтоб давали, можешь?

– А то! – Астарот вроде успокоился, и снова задрал подбородок. – Я ж чернокнижник, говорю тебе! На кого приворот сделать хочешь?

– На капитаншу. Можешь?

Астарот заржал.

– Думаешь, отпустит тебя?

Белый подумал: придётся. Или подсуетится, чтобы вынесли постановление с ходатайством об аресте и переводе в СИЗО, или через сорок восемь часов за отсутствием доказательств придётся освободить из-под стражи. Закон пока на его стороне.

– А что ещё твоя бабка умела? – Белый снова переменил тему. – Некромантией занималась?

– Да всем понемногу, нах! И травы собирала, и обереги делала.

– Я слышал, в обрядах используются какие-то особенные травы, – как бы между прочим обронил Белый. – Рута, гармала, рябина…

– Точняк! – обрадовался Астарот. – Из рябины плела амулеты, помню. И ягоды толкла в деревянной ступке. Знаешь такую? Гроздья под крышей висели. Я ещё мелким был, типа, спрашивал, для чего? Говорила, от злых сил оберегает и на другую сторону покойников провожает. В загробный мир, типа. А ещё можно непрожитые годы у человека отобрать. Прикинь? Только я не понял, надо покойнику рябину класть или при жизни его кормить, хрен его знает. Но бабка говорила, что не раз так годы отбирала, поэтому и прожила долго. Сто девять лет ей было, когда померла, во как!

Болтал Астарот или нет – но кое-какие знания у него имелись. Рядовое деревенское чернокнижие. Иногда поверхностное и глупое, иногда – пугающе глубокое, неизмеримо глубокое.

– А ты чего про рябину вспомнил? – поинтересовался парень. – Из-за той девчонки мёртвой?

– Ага. По всем новостям трубили. Слышал чего?

– Ну! В лесу, говорят, нашли, с полным ртом рябины. Я ещё тогда подумал: а ну как бабка права, и рябина на ту сторону провожает и годы прибавляет? Я бы тоже хотел. Как бабка, – взгляд Астарота стал мечтательным, замаслился. – В зверя бы обратился. В свинью можно. А лучше в волка. Ух, я бы тогда всем показал!

Он погрозил кому-то кулаком и вдруг округлил глаза, откачнулся, упав спиной на стену. Губы его задрожали.

– Погоди-ка! – зашептал. – Я вспомнил. Я тебя знаю! Ты! – он ткнул пальцем в Белого, и тот подобрался, нутром чуя, что ничего хорошего патлатый уже не скажет. – О тебе тоже в новостях свистели! Точняк! Альбинос с разными глазами! Людоед из Выборга!

Белый длинно выдохнул.

Память скрутила в узел кишки, принесла запахи выпотрошенного тела, сырого мяса на зубах, ощущения сытости и тепла. Всё время в колонии он пытался забыть и уже думал, что забыл, а теперь всё вернулось, закровило, заныло, будто и не было долгих лет реабилитации, будто он снова подросток, впервые осознавший свою звериную сущность и не умеющий справиться с ней.

Он затравленно огляделся.

Лес шумел за стенами изолятора, царапался, силясь проникнуть сквозь магическую защиту, нашёптывал страшные тайны и обещания. Там была свобода. Там бродила добыча, только и ожидающая, когда в неё вонзятся волчьи клыки. Там были мёртвые дети с набитыми рябиной ртами.

Белый по-собачьи встряхнулся и вернулся в реальность, встретившись с лихорадочно блестящими глазами патлатого.

– Ты не думай, я тебя не сдам, – жарко зашептал тот. – Я читал, как ты расправился с этой