Медвежье молоко - Елена Александровна Ершова

медведица колебалась. Её дыхание сдувало волосы с лица спящей. Пусть она не проснётся, так будет проще совершить задуманное. Пусть сон её станет спокойным и вечным, в конце концов, она уже была обречена. Может, после смерти она станет камнем или звездой…

Выпустив когти, медведица издала отчаянный рёв.

Но ударить не успела.

Белая вспышка толкнула в грудь. Лопнув внутри, что-то обдало смертельным жаром. И, рухнув оземь, Оксана сквозь слёзы и колеблющуюся кровавую пелену видела, как опускает ружье человек в сером пальто. У его ног лежал без сознания Герман, а Альбина – умирающая Альбина, её солнечная девочка, её медвежонок – улыбалась.

Всхлипнув, Оксана провела ладонью по собственной груди – пальцы были чёрными от крови, в глубине раны пульсировал серебряный свет. И закопчённые стены рухнули окончательно, впуская Лес.

Рябина клонила к земле тяжёлые грозди, на каждой сидели снегири. Их грудки будто светились изнутри. Из моря выступали скалы. Волны облизывали их, нашёптывали что-то важное, что Оксана всей душой хотела бы понять, но не могла.

Она лизнула ладонь, ощутив знакомый привкус и, подтягиваясь на локтях, из последних сил ползла по камням и мху, пока не добралась до Альбины.

– Всё будет хорошо… медвежонок. У меня ведь тоже есть… непрожитые годы…

Собрав рябину в горсть, раздвинула мягкие губы дочери, вложила в них ягоды, сомкнула, капнула собственной кровью. Сначала не происходило ничего. Потом края раны побелели, сомкнулась, кожа обрела тёплый розоватый оттенок, а шрам изгладился, будто его не существовало вовсе.

Вздохнув, Альбина открыла глаза и, сжав материнскую руку, погладила её по спутанным и мокрым от крови волосам.

– Всё будет хорошо, мамочка, – повторила она услышанные от Оксаны слова. – Всё хорошо. Теперь мы будем жить вечно.

За спиной Альбины содрогнулась и ухнула в море мраморная скала. Тогда из разлома вышла белоглазая чудь.

Эпилог

«…ужасная трагедия на маршруте Петрозаводск – Кемь…»

«…подозреваемый не найден. Если вы видели этого человека, позвоните…»

«…вышла из комы, и теперь её жизни ничто не угрожает…»

Белый прокручивал новостную ленту, цепляя взглядом наизусть заученные заголовки.

В автомобильной аварии по маршруту Петрозаводск – Кемь пострадало двенадцать человек, пятеро из них погибли. По официальной версии – произошёл теракт. По неофициальной – автобус разорвала некая древняя сила, исчезнувшая так же бесследно и быстро, как появилась.

Михаил из Медвежьегорского отдела уголовного розыска связывал аварию с происками маньяка, но доказать не мог. Да и как докажешь, если Максим Пантюшин – к нему приклеилось прозвище Карельский душитель – до сих пор объявлен в розыск? Все, работающие над делом, включая Астахову, получили устный выговор, и только Вероника знала, что Пантюшина так и не найдут – от него осталась лишь болотная слизь, въевшаяся в доски сгоревшей церкви на беломорском берегу.

Карьеру Астаховой спасло лишь то, что Лизу Лахтину нашли живой, а теперь она вышла из комы и идёт на поправку. Будут ли ещё подобные жертвы? Белый надеялся – нет. Если только кто-то из смертных не подсмотрит в замочную скважину реальности и не увидит Лес – тогда он превратится в одержимого и будет ездить по деревням, расспрашивая местных знахарок и покупать на блошиных рынках книги по черной магии, сборники проклятий и травники. Тогда, быть может, он набредёт на описание магических свойств sórbus aucupária, рябины обыкновенной, и узнает, как с её помощью продлить собственную жизнь…

Пусть это случится нескоро или не случится никогда. Белый надеялся, что Лазаревич этого не допустит, ему ведь объясняться с куда более могущественными силами, чем Медвежьегорская прокуратура.

Он криво усмехнулся, почувствовав вибрацию в кармане куртки.

Лёгок на помине.

На этот раз Белый ответил на звонок.

– Зря сбежал, – без обиняков и без приветствия произнес Сергей Леонидович. – Ты знаешь, это было необходимо, иначе она бы убила девочку.

Белый молчал: ничего нового Лазаревич не говорил, но почему-то именно теперь казалось очень важным услышать всё это снова.

– Она сделала свой выбор, не так ли? Не нужно себя винить.

Когда Молодая Медведица оторвала Пантюшину голову, магический выброс оказался такой силы, что Белый потерял сознание, а потому не понял, когда на помощь пришёл Лазаревич, и не видел, как серебряная пуля пробила Оксане грудь.

– Она стала бы не менее опасной, чем Старая Медведица, – настойчиво продолжал голос в трубке. – Не говоря уже об Альбине. Но я до сих пор не уверен, что мне удалось нейтрализовать их.

Тела Оксаны и её дочери так и не нашли: они не растворились, как тело Пантюшина, не стали деревом или камнем – они исчезли, будто никогда не существовали в этом мире. И даже память о них изгладилась из реальности, Белый проверял, позвонив сперва Оксаниному сожителю, потом её работодателям, потом знакомым. Неведомые силы, унесшые медвежью семью, стирали память лучше, чем пресловутая сон-трава.

Но Белый почему-то всё помнил.

– Если ты вдруг передумаешь, – меж тем, продолжал Лазаревич, – а я уверен, что передумаешь, ты знаешь, как связаться со мной.

– Почему вы так хотите вернуть меня? – перебил Белый.

Лазаревич, казалось, раздумывал. Потом серьёзно ответил:

– Наверное, ты единственный перевертень, силу которого удалось приручить.

Белый скинул вызов и, вытащив сим-карту, долго топтал её, а потом выбросил в мусорную корзину.

– Мама, почему дядя сердится? – спросила мимо проходящая девочка, прижимая к груди плюшевого медведя.

– Наверное, у него просто выдался плохой день, – поспешила пояснить мать, таща дочку за собой и бросая на Белого укоризненный взгляд.

Объявили посадку. Толпа вынесла Белого на взлётную полосу.

Морозная ночь раскладывала по траве бело-голубые узоры. Созвездия висели низко, будто ёлочные гирлянды, и, задрав голову – единственный пассажир, – Белый хорошо различал обращённые друг к другу ковши Большой и Малой Медведиц.

Холоднее и ярче прочих сияла Полярная звезда.