Царства смерти - Кристофер Руоккио

из корпораций, занимавшихся выведением родословных, была ниппонской.

– Вы были правы насчет его неврологических снимков, – сказала другая женщина. – Никогда прежде такого не видела. Империя по-прежнему в чем-то опережает нас.

– Это не имперская работа, – ответил мужчина, и это точно не был Урбейн.

– Случайная мутация? – предположила вторая женщина.

– Маловероятно, – ответила Северин.

Когда меня опять опустили в эту ужасную яму, то ввели по игле в руку и бедро, чтобы подавать питание и переливать кровь. Спать я не мог. Умереть не мог. Через определенные промежутки времени кто-то из сьельсинов подходил к краю ямы и бряцал цепью.

– Sikarra! – кричал мне тюремщик-нелюдь.

«Признайся!»

Я отказывался, и цепь дергали так, что я бился о стену и будил существо, жившее в воде. Зажмурившись, я чувствовал, как капает с головы кровь, еще сильнее пачкая мои переросшие волосы. Когда я открывал глаза, то оказывался уже в другом месте.

Все воспоминания о Дхаран-Туне разбились на такие фрагменты. Кадры, сделанные мной сквозь боль и забытье. Редкие просветления лишь подчеркивали бесконечный ужас. Наконец меня подняли обратно в пещеру и оставили залечивать раны до тех пор, пока я вновь не смог предстать перед шиому, Пророком.

Помню, как его лицо нависло надо мной из темноты, где я лежал на полу пещеры.

– Я устал от этих игр, – щурясь, произнес он. – Говори, где твой император.

Как будто наяву, я почувствовал дым от свечей и смолистый запах мирры – знакомые, траурные ароматы Капеллы. Одетый в белое император стоял на коленях в молитве, раскинув руки. Он был один. Перед ним был почти пустой, если не считать изваяния Бога-Императора, алтарь. Плафон над головой был расписан фресками с изображением Земли. За высокими узкими окнами раскинулся город Сананна.

Несс.

– Говори, где твой император.

На языке завертелись названия планет. Несс. Гододин. Баставена. Сираганон. Перфугиум. Я не смел их произнести.

Я висел над темной водой, в висках стучало. Внизу, в глубине, мерцали ведьминские огоньки. Сейчас я полагаю, что в том пруду жили какие-то родичи рыб, обитавших в гротах Пророка, и пили капавшую с моей головы кровь.

В ответ на молчание меня поднимали, избивали и привязывали к столбу. Раздевали и секли, пока вся спина не покрывалась кровью. С бедер сдирали куски кожи и оставляли голое мясо сохнуть, трескаться и ныть.

– Говори, где твой император.

Боль ушла, словно сон поутру. Я не чувствовал… ничего, даже холода. Мой разум очистился впервые за… не знаю, сколько времени. На краю ямы надо мной стоял Сириани Дораяика, снова облаченный в черные доспехи. Он был не один. Чуть позади я увидел Урбейна, в фиолетовом костюме с широкими рукавами и в мандарийской шапочке, прикрывающей плоские уши. У лебедки, с помощью которой меня опускали и поднимали, стояли трое сьельсинов и сотрудник МИНОСа в белом халате. За ними и чуть выше красноватые ледяные стены мерцали, как хрусталь, напомнив мне о том, как высоко располагалась моя новая тюрьма. Над пещерами и тоннелями Дхаран-Туна были громадные хранилища пресной воды, целые океаны, скрытые под слоем льда, защищавшего сьельсинов и их рабов от хищных космических излучений. Моя яма была как раз под одним из таких хранилищ; вода отсюда проходила через очистные сооружения, прежде чем поступить в адский город внизу. Я помню толпы людей и сьельсинов, обслуживавших трубы, фильтры и огромные лифты, на которых на поверхность поднимались корабли и грузы.

На самой поверхности не было ничего. Дхаран-Тун был размером с планету, и такое громадное сооружение невозможно было полностью окружить энергощитами, даже если бы Сириани воспользовался украденной с захваченных кораблей технологией защиты от излучения. На поверхности все, что не было закрыто щитом или плотным слоем льда, подвергалось жестоким ионным бурям, ведь варпенный карман корабля-планеты захватывал любые заряженные частицы. В своей яме я был очень близко к небу, ближе, чем за долгие годы… но в то же время дальше, чем когда бы то ни было.

– Куда направляется твой император? – спрашивал Пророк; прежде Сириани Дораяика не появлялся у ямы. – Говори, и твои мучения сразу закончатся.

При каждом ударе сердца с моей головы срывалась капля крови.

– Сородич, ты меня слышишь, – не сдавался Сириани. – Мне нужны названия. Номера. Координаты.

Помню, я повернулся на цепи и оказался лицом к пещере, где находился еще добрый десяток таких ям с готовыми лебедками:

– Я не знаю.

Боль вернулась, включилась, словно яркий свет. Меня вдруг охватил холод, пробрав до костей, и кровь еще сильнее застучала в висках. Я явственно почувствовал горячую черту у виска, где мне делали надрезы всякий раз, прежде чем опустить в яму, и шершавые, покрывшиеся корками полосы на бедрах, где была содрана кожа. Я также ощутил, как напряглась моя кожа на спине – точнее, шрамы от ударов кнута, в которые она превратилась.

– Включен, – произнес Урбейн.

Ошейник.

Я почти забыл о нем. Он был на мне так долго, что почти стал неотъемлемой частью меня. Ошейник врезался в шею до крови. Но очевидно, он не просто причинял боль. Урбейн мог с его помощью контролировать нервные окончания в позвоночнике и сенсорную зону коры головного мозга.

– Для ваших особей ты удивительно живуч, – заметил Дораяика, снова появившись передо мной. – Но я не могу больше ждать. Мне нужен ответ. Не смей лгать. Урбейн поймет.

Я смутно припоминал тот единственный раз, когда назвал неверные планеты, чтобы выбраться из ямы. Меня оставили в покое всего на день. Либо у Сириани были захваченные имперские карты, либо данные хранились в базе МИНОСа.

– Куда направляется твой император?

Быть может, у вас сложилось мнение, что я пишу мемуары с целью героизировать себя, нарисовать образ Адриана Марло – заступника всея человечества или живописать мои боевые свершения и победы над врагом. Отчасти это так, но позволю себе напомнить, что изначально я собирался писать правду и ничего, кроме правды, пусть в нескольких случаях мне это и не удалось. Но, взявшись за эту страницу и оставив на ней алые чернила схоластов, я знал, что должен написать все без утайки.

Я не люблю вспоминать о Дхаран-Туне, Сириани Дораяике и его химерах Иэдир. О многом я предпочел бы не рассказывать. Например, о поленницах из человеческих ног, или обезглавленных телах, висевших над входами в пещеры, о бассейнах, полных выкачанной из этих тел крови.

Но о самом постыдном эпизоде я обязан рассказать.

– Перфугиум! – выкрикнул я. – Ванахейм! Баланрот! Полного маршрута я не знаю!

Не скажу, удалось ли мне вспомнить все планеты. Несмотря на то что я присутствовал на