Под ласковым солнцем: Ave commune! - Степан Витальевич Кирнос

спиной к паре, махнув и пойдя в сторону, словно зазывая с собой парня и девушку:

– Идёмте за мной, я вам покажу, где можно спрятаться.

Давиан неуверенно ступил за стариком, чувствуя, что ему можно доверять. Он не выстрелил в них, да и на служителя Директории Коммун он не похож, Но тогда кто он? Кто может тут бродить?

– Товарищ, так кто же вы?

– А сам как думаешь? – усмехнулся мужчина. – Я просто человек, вышедший найти какое-нибудь пропитание… свободный человек.

– Но…

– Вы член «Свободного синдиката»? – спросила Юля.

– О, как нас называют…

– Да, так говорят про сбежавших из Улья людей. Говорят, что они…

– Довольно, – оборвал её старик, продолжая идти. – Да, я из тех, кто отказался жить в том клоповнике коммунистического толка. А теперь давайте продолжим путь, я хочу отдохнуть.

Глава семнадцатая. Старый мир – добрый мир

Следующий день. Утро.

Рассветает. Солнца всё так же не видно из-за толстого каскадного слоя серых кучевых облаков, которые закрывают единственное светило на небесах, скрывая светло-бирюзовую поверхность полотна небесной тверди. Да его и не будет видно, из-за «геройской» работы заводов по созданию атмосферной серости, которая уничтожает всякую надежду на чистое небо.

В лесах, покрытых плотным слоем снега, который изгоняется термо-установками из ульев, есть оплот жизни, истинной, не того псевдо-существования, которое селится в бесчисленных сердцах Директории Коммун – больших городах. Это простая и нехитрая жизнь, объединение тех людей, которые ещё не забыли, что такое человечность, что такое жить всей душой, не скатились в то состояние, в котором живёт большинство партийцев Директории или же бежали от того образа жизни.

И среди таких людей оказался юноша, которого приняли, позволили войти в общину людей, существующих на самом отшибе пограничной коммуны, но, несмотря на это, такая жизнь в радость.

Впервые за долгое время Давиан встаёт без будильника, без его истошно-ревущего визга, без неистовую какофонию партийной пропаганды, которая в улье лилась из всех щелей. Под ним обычная соломенная кровать, пожухшая трава обтянута тканью, старой и выцветшей, а на тело ложится чудесное одеяло – кучи тёплых тряпок, сшитые между собой в чехол, который вмещает перья.

«Как же тут чудесно и тепло» – через сон думает юноша, ибо для него такой антураж, да и эта кровать намного милее и приятнее того, что была у него в Соте, в сто крат притягательнее.

Парень нежится в объятиях тепла, где-то в сторонке звучит приятный треск палений, доносящийся из печи, вместе с изливающимся теплом, оттого и приятней. В комнатках Директории всё было холодно и неприветливо, отвратительно и отталкивающе, несмотря на достижения цивилизации и централизованное отопление, на свет и удобства.

«А что мне эта цивилизация?» – сквозь сон сам себя спрашивает Давиан. – «Смысл в этой цивилизации, если она потеряла человечность?».

Видя полусонные картины прекрасных грёз, где он представляет, что снова бы оказала в Рейхе, вместе со своими друзьями, они… и Пауль тоже… и Юля вместе с ними, Давиан вспоминает, как сюда попал, как его приютили. Он помнит, да и через приятный сон прорываются видения дня вчерашнего – они к вечеру пришли к какому-то лесу, окутанному в снежное покрывало, который лежит в пяти километрах от улья.

Старик вывел их через чащобы деревьев к какому-то ручейку, маленькому и хилому, возле которого расставлено не более десятка хат, погруженных в землю и накрытых снежным одеялом. Для Давиана, замёрзшего и околевшего было неважно какие это дома, лишь бы припасть к спасительному теплу и согреться.

«– Какое чудесное селение» – с восхищением твердила Юля, проходя в маленькую деревушку.

Их приняли радушно и по рассказам старика, который и вывел пару в селение, большинство жителей узнало, кто они и что с ними случилось, оттого приём был весьма тёплым. Давиана накормили, обогрели и дали спальное место, чтобы он смог выспаться и прийти в себя после пережитого.

«Ох, пора уже вставать» – подумал Давиан, когда свет проник в хату, рассеивая ночной мрак.

– Вот просоня, вставай уже, – на всю хату раздался приятный голос девушки и Давиан внял ему, понимая, что уже действительно пора вставать, и он долго спит.

– Ю-Юля, – тягостно сказал парень, собираясь с мыслями. – Эт-это ты? – вопросил юноша, скидывая с себя тёплое одеяло и ступая на едва прохладный пол, огретый раскалённой печкой.

Вся хата это одно большое помещение, стены которого представлены неприкрытым деревянным брусом, на который изредка ложится ковёр. Свет падает через стеклянное окно в крыше, освещая небольшое помещение.

– Ну а кто же ещё? – на середину помещения вышла девушка, облачённая в тёплые выцветшие джинсы и дубленую куртку; они аккуратно приседа на кровать рядом с Давианом. – Вставай уже, пора завтракать. Да что ты такой невесёлый. В первый раз в жизни мне не придётся утром слышать пропаганду Партии… ты даже не представляешь, какое это счастье.

– Прости, – хмуро отвечает юноша. – Пауль, я не могу его забыть… понимаешь, он был мне другом.

– Понимаю. Давай… вставай уже… а то сам знаешь, что не нужно расстраивать хозяев этого дома.

– Ладно-ладно… встаю.

На парне уже нет того ненавистного балахона, нет одежды социального статуса, выданной Форосом, ибо её сменил удобный самодельный белый свитер и плотные тёплые штаны с вязаными носками.

Тяжело поднявшись и коснувшись головы, Давиан оглянулся. Он бы сейчас не отказался от кувшина с ледяной водой, чтобы освежить лицо и разогнать муть, нарастающую в сознании, однако его нет, и поэтому придётся справляться с сонливостью своими силами. Вокруг него у стен только мебель – простая и неброская, сколоченная из досок и мусора, который удалось притащить из канализаций под городом.

Парень доковылял до меховых сапог у выхода и, напялив их, накинув толстую куртку, вышел за порог, скрипнув деревянной дверью на ржавых петлях, и Юля вышла за ним, оставив хату пустой.

До лица парня коснулся холодный свежий воздух, не такой как в городах Директории, а наполненный жизнью дикого леса, природы.

В лесу, глубокой чащобе, где течёт маленький ручеёк, расчертивший снежный покров надвое, раскинулось около десятка простеньких и уютных домиков, скрытых под землёй и на которые пришлось покрывало снега. Давиан, взобравшись по ступенькам, увидел эту прекрасную картину, как меж хат по маленьким протоптанным дорожкам игриво бегают дети в грубо пошитых куртках и шубках, как женщины несут в дома вёдра с водой из распаянного снега, а какой-то мужик уже сходил за дичью и выловил пару зайцев к ужину. В стороне, кажется справа, раздался пронзительный и звонкий смех, которого Давиан не слышал так