Стратагема несгораемой пешки - Андрей Евгеньевич Фролов

что здоровяк во многом прав. Государственная армия лишь немногим дает стать лично-остью. В нашей работе это вполне возможно. Почет, слава, большие деньги, почитатели и поклонники. По-осмотри, какие титаны выплавляются в этом го-орниле: Данст, Варгас, Сантейро…

— Хочешь быть таким же?

— Почему нет?

Джастин пожал плечами и оглянулся, не слышит ли беседы чернокожий. Но Фаусто, казалось, дремал — развалившись на стуле и забросив ноги на подоконник. В одной его руке был зажат дробовик, в другой банка приторного лимонада.

— Быть выше войн, армий и ядерных битв — отличный стимул, — продолжил молодой пенс. — Достичь про-офессионализма. Индивидуального и неповторимого стиля работы. Ни один со-оциальный институт, будь то хоть армия, а хоть цеха менеджеров по продажам, никогда этого не позволят. Толпа и масса затягивают и обезличивают. Мы же приблизились к бхикшу-небожителям так сильно, что большего нельзя и желать. Уверен, многим это позволяет обрести себя…

— Да ты романтик, Кольт… — Эйрин откинулась на спинку и снова улыбнулась. Джастин, не до конца уверенный, как расценивать сказанное, нахмурился и почесал русую бородку. — Для вчерашнего конскрипта у тебя уже подведена весьма зрелая теоретическая база. Видимо, на случай более весомого оправдания собственных поступков в будущем?

— Если хочешь продолжать, — с едва-едва заметным оттенком шутки предупредил тот, снова возвращаясь к изучению радиостанции, — покажи-ка диплом мозгоправа…

Сейчас Джастин откровенно недоумевал над человеческой натурой. С самого детства уяснив, что сколь бы закрытой ни была социальная группа — будь то зэки, наемники или наркоторговцы, — в коллективе обязательно объявится такой вот индивид, мечтающий установить близкий контакт. А еще он свято верил в примету — пустая болтовня пророчит неприятности. Особенно — задушевная.

— И все ж таки? — не унималась Маршалл. Побарабанила ладонями по коленям, призывно кивнула. — Ну, расскажи. Не будь букой. Теперь мне стократ интереснее, чем ты живешь.

— А ты? — уже не скрывая угрюмости, парировал Кольт.

Если бы в этой всеми Святыми забытой дыре было чем заняться, он бы уже давно оборвал беседу и ушел, сославшись на занятость. Но дыра была безнадежной. И провоцировала излияние душ…

Эйрин приняла встречный вопрос весьма спокойно, словно ждала.

— Рыбалка. Просто обожаю. Спасибо деду, он меня воспитывал. Вот и научил, старый пердун. Сотнями способов. Всегда и везде. — Маршалл задумалась и тяжело, будто перестав контролировать себя, вздохнула. — Рыбалка здорово лечит нервы… А деда убил bastaird Béarla[34] из САС-Две-Двойки. Он у меня был «фением»…

— Фением? — Кольт хмыкнул, а затем у него невольно вырвалось: — Учил рыбачить, а в перерывах — стрелять?..

Он запоздало спохватился, но затем задумался, что если девушка сейчас обидится и уйдет, в этом тоже будут свои плюсы. Но Эйрин очнулась от грез, внимательно взглянув на австралийца. Не оскорбилась, не вспыхнула. Лишь покривила губой.

— Почти угадал. И за то, и за другое, я ему благодарна от души…

В наступившей тишине оглушительно рыгнул Фаусто.

Словно дождавшись этого бесхитростного сигнала, из-за мобильного терминала решительно поднялся Данст. Обогнул жестяную бочку, на которой был установлен мобикомп, шагнул к центру зала.

В щелястое, кое-как заколоченное окно ворвался порыв зимнего ветра.

Трупы закачались на прутьях, словно в очередной раз попытались спрыгнуть и вернуться в мир живых. Двое мучеников, давно забытых, так и не преданных земле…

Едва группа разместилась на территории фермы, Кольт захотел снять висельников. Сантейро, блеснув зеркалами очков, ему не позволил. Теперь гнилые лохмотья шуршали на ветру; старые кости, отполированные ветрами и птичьими клювами, постукивали, навевая недобрые мысли. Соседствовать с мертвяками было неуютно, но Доппельгангер решение «не трогать» поддержал. А потому скелеты продолжали пялиться на пешек из-под потолка, заставляли неуютно ежиться и напоминали о бренности сущего…

Местоположение заброшенного хутора члены группы могли вычислить лишь приблизительно — Данст привез их сюда в условиях жесточайшей конспирации, запретив любой выход в инфоспатиум.

Главный дом восседал на пологом холме, окруженный сверкающей заснеженной пустыней. Сейчас ее пересекли свежие следы шин, но более ничего не нарушало забвения, опутавшего саму ферму, руины сожженных амбаров и покосившуюся изгородь из пластиковой сетки. Когда-то обжитой и рассчитанный сразу на множество семей, в канун шестьдесят девятого года двухэтажный домина мог похвастать лишь следами старинной схватки.

Варгас предположил, что лет десять назад тут жила то ли религиозная секта, то ли банда. Вероятнее всего, почти не контактируя с городом и окружающим миром. Неведомый конфликт вычистил здание — может быть, это была правительственная операция; может быть, разборка криминальных кланов. Хозяева определенно отбивались — об этом свидетельствовали пыльные гильзы на полу, многочисленные следы от пуль в стенах и обугленные взрывами ворота. Но не выдюжили, не оставив после себя ничего, кроме двух жмуриков под балками центрального холла.

Основную массу защитников пешки обнаружили на заднем дворе — их похоронили второпях, будто бы нехотя, свалив в общую яму и спалив в пламени химического костра. Оставили лишь двоих повешенных. Вероятнее всего, в назидание. С тех пор территорию хутора не рисковали посещать даже самые отчаявшиеся бродяги и наркоманы.

Большинству прибывших пенсов место показалось донельзя зловещим. Не предвещавшим ничего хорошего. Населенным призраками и дурными воспоминаниями. Эти впечатления не смогло изгнать даже пламя огромного камина, сразу по прибытии растопленного предприимчивым Варгасом. Но ферма надежно укрывала беглецов, не привлекала внимания Интербюро, имела весьма бледное информационное досье в недрах мирового спатиума, а потому отлично подходила для нужд Мартина…

Гнетущее настроение усугублял и сам командир.

За несколько часов, прошедших со времени отступления группы из старой базы в предместьях Люнебурга, он резко замкнулся в себе. Помрачнел, осунулся и стал немногословен, словно собственные подчиненные его более совсем не интересовали. Не выпускал из рук мобикомп и смартком. Что-то активно просчитывал, с кем-то связывался, не забывая напоминать остальным о строжайшем запрете на любые контакты. Подопечных снабжал скупым минимумом данных, приказы раздавал сухо и сурово.

Если пешки и остались недовольны переменой его настроения, распоряжения послушно исполняли, почти не комментируя. Все понимали — что-то пошло не так, и ждали минуты, когда вожак сумеет разобраться в ситуации…

Они покинули старый склад.

Они оперативно выдвинулись на юго-восток.

Прошли более шестидесяти миль.

Пользовались только старыми, почти непроходимыми дорогами, давно не синхронизированными с инфоспатиумом.

Напряженные. Готовые к новому бою. Не расстающиеся с оружием. Усталые, голодные.

Мартин молчал.

Машины путали следы и не пользовались сетевыми передатчиками. Все спутниковые карты в навигационных приборах внедорожника и фургонов были заблокированы.

В итоге колонна ушла