Молот Пограничья - Валерий Пылаев

хмурый, как туча, Зубовы довольно улыбались, Мамаев пожирал меня плотоядным взглядом, и единственным человеком в зале, кто сохранял хоть какое-то подобие спокойствия, был я сам.

— Так… Ладно, слушай сюда, Игорек! — Дядя рухнул на скамью рядом со мной. — Деваться нам некуда, но ты можешь выставить бойца вместо себя. Как старший в роду, я имею право…

— Олег, он тебя убьет! — Горчаков опустил здоровенную ручищу дяде не плечо. — Там второй ранг, если не первый, а ты… Сила-то другая совсем — даже на мечах не справишься!

— Пускай. — Дядя поджал губы и повернулся ко мне. — Значит, заплатишь эту чертову виру, и дело с концом. Зато жить будешь. А там хоть от титула откажись, хоть чего — главное, Катюшку с Полинкой береги. А остальное…

— Да что ты такое говоришь? — прорычал Горчаков, сжимая кулаки. — Нельзя вам с Мамаевым драться, что одному, что второму! Я вот как, думаю, надо сделать… И так плохо получается, и так не лучше.

— Влипли. — Дядя протяжно вздохнул и покосился на меня. — Ну вот чем ты думал?

— А чего тут думать? — усмехнулся я. — Просто дайте мне меч — и я избавлю мир от этого идиота.

* * *

— Пожалуйте сюда, милостивые судари, — проговорил Орлов. И, не удержавшись, добавил: — Если уж вам и правда так хочется отправить друг друга на тот свет.

После того, как я во всеуслышание согласился на поединок, почтенный Петр Петрович окончательно превратился в дрожащую и почти бесполезную тварь. Офицеры только морщились, а среди младших местных чинов так и не нашлось ни одного достаточного бойкого и сообразительного, так что распоряжаться всем пришлось не кому иному, как столичному канцеляристу.

Подобающий по такому случаю церемониал он, разумеется, не знал — да и подсказать было некому: последний судебный поединок в Орешке случился лет этак семьдесят назад, когда прадедушка Горчакова отправил на тот свет кого-то из новгородской знати.

Пришлось импровизировать — и, надо сказать, справился его сиятельство на отлично: тут же раздобыл у офицеров два равных по длине и весу клинка армейского образца, распорядился позвать целителя и карету «скорой». И озадачил стряпчих заносить в протокол все, что происходит. Видимо, на тот случай, если вести о поединке дойдут до Москвы, и кому-то — к примеру, Милютину — придется отвечать перед государем лично.

Заминка вышла только с местом схватки. Кто-то из стариков вспомнил про священную рощу на окраине, где еще полвека назад стояли чуры древних богов, но его быстро заткнули — еще не хватало рассаживаться по машинам и ехать невесть куда. Недолго думая, Орлов выгнал всех из ратуши на пустырь напротив. И даже попытался отправить вольников и горожан куда подальше, но так и не смог.

Публика отчаянно желала зрелищ — и за последние четверть часа народу вокруг стало чуть ли не втрое больше. Слух о предстоящем поединке промчался по Орешку со скоростью огненного оленя, и поглазеть на нас с Мамаевым собралось чуть ли не полгорода.

— Матерь милосердная, Петр Петрович, не стойте столбом, — проворчал Орлов, оглядываясь по сторонам. — Позовите солдат — пусть оцепят тут все. Незачем устраивать из божьего суда представление.

— Павел Валентинович… При всем желании — я не могу! — едва слышно пискнул Милютин. — Солдаты подчиняются не мне, а коменданту крепости.

— Значит, позовите коменданта!

Орлов сердито сдвинул брови, но через несколько мгновений отвернулся, раздраженно махнув рукой. Видимо, сообразил, что помощи от градоначальника ему не дождаться. Почтенный Петр Петрович и так влип по самые уши, и теперь отчаянно делал все, чтобы о поединке не узнало армейское начальство.

То есть — не делал ничего.

А мне оставалось только молча наблюдать за спектаклем, дожидаясь своего выхода на сцену. Дядя с Горчаковым вовсю изучали мечи, которыми нам с Мамаевым предстояло сражаться. Наверняка выискивали какие-нибудь дефекты стали или хоть малейшие признаки жульничества со стороны Зубовых. И, судя по мрачным лицам — не находили.

Самого меня такие мелочи, конечно же, не волновали нисколько: я неплохо обращался с любым холодным оружием, и даже с поправкой на сомнительные навыки фехтовальщика опыта имел столько, что не снилось и десяти Мамаевым.

И барон, кажется, уже начинал понемногу соображать, что дело пахнет керосином, а коварный план Зубовых с самого начала содержал один крохотный, но весьма значимый изъян. По их замыслу я наверняка уже должен был дрожать, как осиновый лист и беспомощно оглядываться по сторонам, прикидывая, как и куда бы удрать. Но ничего этого не случилось.

И Мамаев задумался. Его взгляды, которые он то и дело бросал в мою сторону, из издевательски-пренебрежительных стали сначала задумчивыми, потом внимательно-осторожными, а когда Орлов кончиком чьей-то трости прочертил на раскатанной машинами земле пустыря линию, его благородие барон заметно занервничал.

— Приготовьтесь к бою, судари. И на всякий случай потружусь напомнить: поединок должен пройти честно, на равных условиях. Вы оба будете драться без щитов и доспехов и поклянетесь не использовать заклинания. — Орлов грозно сдвинул брови и возвысил голос. — И если хоть один из вас попытается хитрить — клянусь Великой Матерью — я лично прикончу его на месте!

Мамаев коротко кивнул и сбросил с плеч сначала пиджак, а потом и рубаху, оставшись голым по пояс. Его благородие не обладал выдающимися габаритами, однако сложения был почти устрашающего: мышцы вились жгутами, и при каждом движении под загорелой кожей будто перекатывались стальные шарики. Ни жира, ни громадных бицепсов циркового атлета, годящихся только поднимать тяжести на потеху публике — ничего лишнего.

Так выглядит тело бойца.

Я тоже разоблачился — дабы никто не подумал, что сиятельный князь Костров наивно надеется защитить себя рубашкой и старой отцовской курткой. Стоило мне избавиться от них, как по толпе тут же пронесся удивленный шепот — и на этот раз особенно старались немногочисленные дамы.

Я только улыбнулся. За проведенные на Пограничье недели магия Тайги сделала свое дело и добавила моему новому телу еще немного мускулатуры. Не знаю, что ожидали увидеть князья и вольники, но теперь оно, пожалуй, смотрелось даже повнушительнее поджарой фигуры Мамаева. Выше, тяжелее, крепче.

Впрочем, какая разница? Для победы одной силы будет недостаточно.

— Полагаю, спрашивать о примирении уже несколько несвоевременно, — хмуро проговорил Орлов, когда мы взяли оружие и разошлись. — Но все же мой долг подразумевает…

— Довольно разговоров, ваше сиятельство. — Я