Барон фон дер Зайцев (СИ) - Шопперт Андрей Готлибович

Оба дозора должны выпустить в жемайтийцев по нескольку стрел и возвращаться в замок. У них кони, а разбойники в основном пешие, успеют. Юрген, он же Кисель, говорил, что видел на берегу несколько привязанных к кустам лошадей, но это скорей всего лошади из повозок выпряженные, так как телеги тоже имели место быть.

— Не меняем план. Ворота оставим открытыми и потом тюфяк выкатим. Только новиков побольше, чтобы не катить пушку по трупам, а двое или трое сразу их с дороги растаскивает и добивает, если только ранены. Кинжал в глаз вставил, за шиворот схватил и оттащил. Так же и следующего. В Аду черти посмеются, сразу куча народу к ним одноглазые пожалуют, — Старый заяц оскалился, улыбнулся и истово троекратно перекрестился.

— А сбежавший литвин? Он расскажет повстанцам о пушке. Они всем скопом бросятся в замок и что тогда будет? — Отто Хольте смачно высморкался на пол. Иоганн зубами скрипнул. Нет не глисты. Злость. Как гада приучить к гигиене простой?

В пику решил высказаться:

— Сколько человек из нас знают жемайтийский? — Иван Фёдорович победным взглядом обвёл Верховный совет.

— Я немного знаю летгальский. Языки похожи. Но прав ты, Иоганн, литвин точно не знает этого языка.

— Как-то же они общались? Дошли до сюда? — барон залез пятернёй в бороду, помял подбородок, видимо, так соображалось лучше.

— Был толмач. Но мы всех литвинов перебили и, может, половину жемайтинцев, так что вероятность того…

— Вера ясность? — перебил Юрген пацана, — ты на каком языке говоришь Иоганн?

— Шанс… м… процент… убить могли мы толмача.

— А! Понятно. Всё, отдыхать всем. Как решили, так и решили. Ворота открыты, пушку заряжайте, — барон решительно хлопнул ладонью по колену здоровому.

— Нельзя. Дождь идёт. Отсыреет порох. Успеет Самсон зарядить, — внёс поправку парень.

— Ну, лишь бы успел.

Разошлись. Иоганн двинул на кухню. Бабки Лукерьи нет и кашеварил один из арбалетчиков Шольца. Оказалось, он в походах всегда за каптенармуса и кашевара. Готовит хуже их кухарки, но голод и нагулянный прогулкой нервной аппетит и кашу из топора сделают шедевром кулинарного искусства.

Каша была как каша. Перловка с кониной. Благо этого мяса полно набили. Ни разу не евший до позавчерашнего дня конины, Иван Фёдорович «уговорил» мозжечок, ну или что там за вкусовые ощущения отвечает, что это обычная говядина. Теперь, в пятый раз, и уговаривать не пришлось. Вкусная мясная каша. Пацаны, кстати, на плотах перевезли пять разделанных конских туш на тот берег. И вчера оттуда тянуло дымком. Кашеварили беженцы.

В этот день никакого нашествия саранчи не случилось. Дозор на «опасной» дороге, сменившись, доложил, что состоялось у них соревнование с разведкой повстанцев, кто в ком больше дырок наделает стрелами. Наши победили со счётом три — ноль, и разбойники убрались, утащив одного убитого и двух раненых.

— В того, в которого я попал… Не, не жилец, — Сергей Перунович ткнул себя пальцем в живот. — Я ему сюда стрелу всадил. Сам видел. С дырой в животе не выживают. Если свои не добьют, то несколько дней промучается, и всё одно помрёт. Царствие ему…

— Ты это брось, парень! Гореть ему в Геенне огненной, — опять высморкался на пол гридницкой Отто, — такая сволочь, что людей грабит, да баб сильничает, не может в Царствие Небесное попасть! В Аду он, сковороды раскалённые лижет. И остальные там. Наперегонки работают, кто больше раз лизнёт.

Глава 24

Событие семидесятое

Сегодня дождя не было. И такое ощущение, что опять нормальная погода с солнышком может вернуться. Тучи как-то выше уже ползали, и в их серости и черноте местами просвечивали белые облака. Иоганн сидел за трубой камина на крыше донжона и, временами поглядывая на дорогу в Русское село, размышлял о погоде. Если тут бывает снег, а по воспоминаниям Иоганна Иван Федорович знал, что зимы тут вполне себе снежные, то вот замерзает ли море или, точнее, Рижский залив, у берега, не знал. Не было картинки в голове. Неужели парень ни разу вот так реку на плоту не переплывал и к морю не ходил через лес? А ведь так, скорее всего, и было. Кучи водорослей не спроста ему диковиной показались. Лодырь, блин.

Дума не просто так возникла. Если будет снег и лёд, то от источников доходов основных он будет отрезан на несколько месяцев. Янтарь из-под снега и льда не достанешь. С водорослями попроще, но они все мокрые будут, и чтобы их пережечь в золу, придётся разводить большой костёр, а этого делать нельзя, от слова «совсем». И противопожарные мероприятия ту ни при чём. Просто, когда горит дерево в костре, то получается карбонат калия. И мыло получится жидким. Золу дерева от золы водорослей отделить невозможно, а как разделять карбонат натрия от карбоната калия Иван Фёдорович не знал. Ни на того учился. Скорее всего, такой способ есть, и возможно он элементарный. Но он-то его не знает. И ни одного химика у него знакомого нет. Да пока ещё и химиков нет. Есть алхимики, которые знают свою науку в сто раз хуже него, а он последний раз с химией сталкивался в школе. Он этим алхимикам — преподавателям в университете даже, химию преподавать может.

Вот и прикидывал Иоганн Теодорович, что как только войнушка эта закончится, нужно срочно бросать все дела, и всех пацанов и девчонок организовывать на побережье, водоросли собирать. И в каких-нибудь шалашах тех же их заготавливать, чтобы зимой были сухие. После беженцев шалаши останутся. Вот, их все нужно полностью забить водорослями. Должно хватить на зиму такого запаса.

А ещё нужно, пока снег не выпал, прошерстить освободившиеся от водорослей, стараниями беженцев, участки пляжа, проверить на наличие янтаря. Должен быть.

За думами чуть продолжение войны не прозевал. Ничего страшного бы не произошло. Он не дозор нёс, не в разведке был, просто сидеть в кабинете отца одному и тревожиться попусту, было выше его сил, вот и забрался на самое высокое место в замке, и чтобы его не заметили, к тёплой ещё трубе камина прижимался с противоположной от дороги стороны, сам вечером затопил, а то в кабинете такая холодрыга стояла.

Ворота у замка открыты. За воротами и бочками спрятались новики, на барбакане и стене рядом с воротами сидят арбалетчики. Лучники же расположились у бойниц в донжоне и полутораэтажном хозяйственном домике. У Самсона под руками мешочек с порохом и два небольших мешочка с камнями. Всё готово, добро пожаловать, гости дорогие. Ждём, скучаем.

Показалось Иоганну, что какой-то шум от дороги, глянул туда, а там новики из дозора в конце Русского села скачут, подстёгивая коней, к замку. Это только одно могло означать. Всё! Дождались! Выдвинулись к ним повстанцы всеми силами.

Всадники, все трое, заскочили в ворота замка и, огибая строения и засаду из бочек, заскочили в конюшню. Иоганн бросил смотреть на них и на дорогу внимание переключил. Тут, в замке, понятно, что теперь творилось. Тюфянчей принялся заряжать свой тюфяк, стрельцы натягивали шёлковые тетивы на луки, арбалетчики, упершись ногою в стремя, становой силой натягивали тетивы своих тяжёлых арбалетов. Все при деле, и ничего этого не видно. Гораздо интереснее, что творится на дороге.

На дороге пока ничего не было, но вот сначала шум долетел, а потом и картинка нарисовалась. Плотной толпой, без всякого деления на взводы и роты, к замку шли люди. Много. Старый заяц говорил, что их было меньше трёх сотен, да они чуть не сотню убили и ранили. Получалось, что должно быть повстанцев не более двухсот человек. А толпа заполонила всю улицу — дорогу и на собиралась заканчиваться, и только когда первые дошли до поворота к замку, наконец, нашёлся и конец жемайтийцев. А как их посчитать, но больше двух сотен, тут и к тётке не ходи. Или бабке?

Над толпой колыхались различные образцы холодного оружия. Можно будет потом музей организовать. Копья, алебарды, бердыши, протазаны. Иногда кто-нибудь принимался крутить мечом над головой. Но попадались и вполне сельхоз инструменты. Вилы, и просто деревянные, и с надетыми на рога железными наконечниками. У немногих на плечах покоился арбалет, и виднелись люди с луками и колчанами стрел за спиной.