Барон фон дер Зайцев (СИ) - Шопперт Андрей Готлибович


Барон фон дер Зайцев (СИ) читать книгу онлайн
Наш человек в глубоком вражеском тылу. Куда только не заносило русского человека, на этот раз попал в центр державы крестоносцев. Правда в тот период, когда 26-й великий магистр Тевтонского ордена Ульрих фон Юнгинген (нем. Ulrich von Jungingen) потерпел грандиозное поражение в Грюнвальдской битве от Польши, Литвы и Орды. Из плюшек пока только поверхностное знание истории.
Бабах. Не подвела деревянная вундервафля. Не подвел доисторический хреновый порох. Всё сработало. Пушку отдачей отбросило назад, а отправленные ею камни полетели в ворвавшихся в замок жемайтийцев. С крыши донжона, что произошло в воротах не видно. Там метров пять подворотни. Голоса только слышно. Орали нападающие, раненые видно. Орали новики навалившиеся на створки ворот. Орали выскочившие как чёрт из табакерки на крышу барбакана лучники и арбалетчики, отправляя практически в упор стрелу за стрелой. Зато Иоганну хорошо была видна людская змея за воротами на дороге. Она всю её заняла от поворота до ворот. Толпа эта продолжала двигаться вперёд ещё по инерции, но от ворот пошла обратная волна. Напуганные грохотом выстрела и увидевшие убитых соседей, восставшие крестьяне бросились прочь от ворот, вовлекая в своё движение слой за слоем. И два этих разнонаправленных потока встретились на середине дороги. И полетели десятками с насыпи. Да, жаль, что она не крутая и не метров десять высотой. Люди пока просто кувыркались вниз, не причиняя себе серьёзного вреда.
Только это первые упавшие. А напуганные продолжали давить на непонимающих, что происходит и новые жемайтинцы посыпались с дороги. И ещё, и ещё. И всё это происходило всего в пятидесяти метрах от ворот. Вот в эту шевелящуюся и орущую кучу малу и полетели стрелы с барбакана и со стены. Ни в кого прицеливаться не надо, стреляй в том направлении и стрела обязательно сама найдёт в кого попасть. И захотела бы промахнуться, проникшись пацифизмом, да не получится.
На дороге та часть змеи, что всё ещё стремилась к воротам одумалась и стала разворачиваться. И ей это даже удалось. Но поредели стройные и нестройные ряды. Если десять минут назад там было пару сотен разбойников или борцов за свободу, то теперь их осталось четверть в лучшем случае. Остальные не все мертвы. Большая часть ещё живы и они, бултыхаясь во рву в кустах шиповника пытаются выкарабкаться на дорогу и унести ноги вслед за счастливчиками. И если бы не мешали друг дружке цепляясь за верхних, то большая часть успела бы уйти. Но стрелы сыпались, паника нарастала и бегство не получалось ползание и сваливание назад под откос в кучу мёртвых и раненых собратьев.
Девять луков и восемь арбалетов пусть с разной скоростью и с разной эффективностью отправляли в барахтающихся захватчиков замков стрелы. Минуту. Вторую. Третью. Опустели колчаны у лучников и теперь только арбалетчики, уже выискивая жертву и целясь отправляли свои толстые короткие стрелы в ещё живых. Но вот и у них стрелы закончились триста сорок стрел попытались найти себе жертву. Явно всем не удалось. Часть из них разделили радость попадания с товарками, часть разочаровано ткнулась в землю. Часть, высекая искры, отскочила от камней.
Будет и первым, и вторым, и третьем в старости что внучкам рассказать.
Глава 25
Событие семьдесят третье
Дождик, понаблюдав за избиением проклятыми тевтонскими захватчиками местного населения, ну, почти местного населения, решил, что нужно уровнять шансы противников. И ведь вроде чёрные тучи уже унесло на восток, и разрывы даже появились в облаках, а тут как дунет, как плюнет, и в одночастье и ветер в разы усилился, и дождь хлынул, как из ведра, явно всю до последней капельки воду из туч выжимая. Не Апокалипсис и даже не Армагеддон, но шторм или буря небольшая, по шкале Бофорта эдак баллов на восемь, ближе к девяти. Ветер давай ветки деревьев ломать, мешают ему дуть. А с побережья грохот бьющих о берег волн стал доноситься.
А ведь там люди. Женщины, старики, дети малые. Иоганн от бессилия зубами заскрежетал.
— Всех этих борцов за свободу нужно обезглавить, — буркнул он Отто Хольте, когда тот поинтересовался, чего это он из угла в угол гридницкой бегает?
— Экий ты кровожадный, — хохотнул управляющий, — а просто перебить всех… не хватит. Тебе их головы куда? Бывал у князя одного в Литве, так у него на камине черепа врагов. Дикарь.
Ну, вот и гроза с молниями. Гром брякнул так в небесные колокола, что заглушил слова старого вояки на несколько секунд.
— Надо их добить и за нашими отправляться. Как они там в такую погоду⁈ — в сторону моря махнул рукой Иоганн. Приходилось кричать, чтобы его услышали.
— Утром. Смотри, что творится! — в ответ прокричал барон.
И, подтверждая слова фон Лаутенберга, за окнами-бойницами сверкнуло особенно ярко и разветвлённо. А через три секунды со стороны Русского села гром с оглушительным треском прилетел.
— Это в версте? — про себя просчитал Иоганн и вслух уже проговорил, — Прямо в центре села молния… — следующий удар заглушил и его слова.
— Разведку бы послать, — когда гром схлынул, умерил аппетиты Иоганн.
Отмахнулись и в этот раз. Стоят все и крестятся. Ну да, это кто-то из святых там на небе громыхает. Вроде бы Илья-пророк. А вот интересно, в церквах, что говорят? Что если ты не крещён, то хоть какой ты там праведник будь, но в Рай не попадёшь. А при святом Илье-пророке церквей и Иисуса не было ещё. За тысячу лет до этого дело было. И его аж живым на небо забрали. Значит, врут попы. Как всегда, впрочем.
В разведку не послали. Хотя возможно и правильно. Темень, ветрина, дождь стеной и молнии прямо по дорфу колошматят, чего там можно разведать, что повстанцы, уцелевшие, по домам в Русском селе сидят, под столы забравшись в горницах и лбом об пол стучат, прошения у Господа вымаливая. Так этого не увидеть. Даже с окон его третьего этажа при вспышке молнии видно, что и печи или очаги никто не затопил. Виден бы был дым. Ну, пройдут люди по улице. Ну, не увидят никого. И что это даст?
Молиться Илье-пророку Иван Фёдорович вместе со всеми не стал. Пошёл к себе на третий этаж. Спать. Долго вертелся. Гром трещал, казалось, прямо над головой. Будто потолок у них из парусины сделан и надорвали её и теперь тянут в разные стороны два бугая, вот и треск стоит. А потом грохнет, так что уши закладывает. Но через десять там или двадцать минут стала гроза удаляться в сторону Риги. Ну, там священников побольше, там архиепископ целый есть, самим Папой Римским назначенный. Отмолят, не дадут город сжечь молниям.
Так и уснул незаметно. Разбудил шум внизу. Иоганн, прихватив полотенце, пошёл вниз, узнать, чего расшумелись, да и умыться заодно.
— Что случилось? — в гридницкой были только Отто и фон Бок. И оба помятые, видно только проснулись.
— Георг с новиками, людьми барона и нашими арбалетчиками пошли в дорф.
Ого! Иоганн забыл про умывание. Он выскочил на улицу и застал последних выходящих из ворот людей. Закрыли их за ратью двое самых молодых из новиков. Барончик глянул на барбакан. Там на площадке только Генрих фон Лаутенберг с арбалетом. Выходит, практически все ушли, и судя по следам подков на дворе, многие на лошадях. Значит, не на разведку, а на настоящую операцию по зачистке территории от бандитов отправились.
Из дверей вышли фон Бок с Георгом. Оба с арбалетами. Вот и все защитники замка, двое стариков почти, инвалид, пацан и два новика четырнадцатилетних. Иоганн бросился в оружейную, взял дагу и потом, так и не умывшись, поднялся ко всем на барбакан.
— Решили, спящими их взять, всю ночь не спали поди, дрожали, да молились, а теперь, как гроза кончилась, точно спать повалятся. Тут их и разбудят мечом по шее. Семён с Перуном предложили, — сообщил крутящему головой Иоганну Георг.
Как там в песне у Шостаковича?
Нас утро встречает прохладой,
Нас ветром встречает река.
Кудрявая, что ж ты не рада
Весёлому пенью гудка?
Прохлада была. Даже холодина была. В районе нуля температура. Ветер с реки был, или с моря был. И он не просто холодный, а сырой и проникающий без препятствий под одежду. Кудрявой не было. Точно. Даже кудрявого и то не было. Кисель ушёл вместе со всеми.
Гудка? Ну, гудка и подавно не было. У батяньки был рожок. И сейчас в оружейной. Иоганн его надтреснутый и пронзительный крик слышал, весёлое пение он ни разу не напоминал.