Барон фон дер Зайцев (СИ) - Шопперт Андрей Готлибович

— Как! — мачеха охнула и стала оседать по сосне вниз. Её подхватила за руку Герда. Рыжая одна в этой компании держалась стойким оловянным солдатиком. Рыжие они все такие.

— Погиб. Вторая плохая новость, что мы точно узнали, что большое войско повстанцев больше трёх тысяч человек ушло к Риге. И нам ничего не известно, что там происходит. Потому… — Иоганн развёл руками, — Потому, вам сегодня нельзя возвращаться назад. Придётся вам ещё пару дней здесь остаться. Как вернутся наши от Риги, а все сейчас отправились за сбежавшими разбойниками, тогда… Они должны убить их и разведку к Риге послать. Вот как вернутся они, так, наверное, и вы вернётесь. Костры можете жечь, варить каши, греться, но по домам пока нельзя. Вот вернётесь вы, а тут войско это бандитское от Риги погонят, и они злые и голодные в ваши дорфы ворвутся. Давайте пару дней потерпим. Все дома стоят целые, разбойники ничего не сожгли. И были только в Русском селе, до остальных даже не добрались.

— А похороны? — бабка Лукерья протягивала мачехи кружку.

— Я затем и приехал. У Генриха фон Лаутенберга только сестра здесь. Младший брат на войне. Матушка, собирайтесь, мне нужно вас на тот берег перевезти.

— Я с ней! — поставила Василису на землю датчанка. Решительный такой вид, попробуй возрази.

— А с детьми? С детьми, с Василисой с Гердой кто останется? — Иван Фёдорович, как человек из другого времени, всё это тяжело переносил. Вроде и люди чужие, и эта беда точно не его. А жалко. И даже мачеху жалко, хоть она и начала хвостом крутить только отец погиб.

— Лукерья останется. Я пойду с Марией, — вот! Родную дочь готова бросить на чужого человека. Другие времена — другие нравы. Французская кажется пословица? Или нет? Temporа mutantur et nоs mutamur in illus — времена меняются, и мы меняемся вместе с ними.

Где-то в интернете прикол попался давно. КАКИЕ ВРЕМЕНА — ТАКИЕ НРАВЫ: ВЕЗДЕ СЛЮНА, НАРКОТИКИ, ОТРАВА. Цицерон сказал.

Иоганн огляделся, поддержку в ком-нибудь выискивая. Народ в пол смотрел. В ковёр из хвои жёлтой и травы зелёной.

— Хорошо. Поплыли. Назад легче будет. Ветер будет в спину.

Без приключений не обошлось. Хуже того поездка… поплывка назад на небольшом плотике обернулась бедой, ещё бы чуть и непоправимой. Не сядешь же на плоту, там мокрые брёвна под ногами. И стоять на них не очень удобно. А ветер и не думал затихать. Даже сильнее подул. В результате, вся река в бурунчиках волн. Плот шатало. Две женщины, вцепившись друг в друга руками, балансировали сколько могли и даже уже почти выдержали заплыв, буквально в пяти метрах от берега, подвели ноги, не так спружинили от усталости, и датчанка стала падать в воду, Мария за ней, Иоганн попытался схватить мачеху и удержать, но вместо этого тоже потерял равновесие, и все втроём в мутные воды Потомака, ай… в мутные воды Аа свалились. Мелко. Не утонули. Вымокли с головы до ног, в иле извозились и еле живые выползли на берег, как тритоны. Сил подняться ни у кого уже не было. Вода просто ледяная. Это как удар по голове, если в такую воду погружаешься.

Отто Хольте залез в воду по колено и вытащил хозяйку, а Иоганн, сам пошатываясь, датчанку выкарабкал всё же на берег.

— Быстрее в замок, нужно срочно всем переодеться! — подбадривал их управляющий.

— Донерветер.

Глава 26

Событие семьдесят шестое

Небольшой отряд по дороге раскисшей двигался на восток, на Ригу. Не в Ригу. По дороге. Там как раз на развилке стоит недозамок барона фон Лаутенберга и его дорф Пиньки. Второй дорф чуть севернее в стороне от дороги, называется Спилве. Место людное в целом и оживлённое, именно в Пиньках встречаются дорога вдоль побережья, на которой и замок фон дер Зайцевых стоит, с той, что идёт на юг в Жемайтию. Не факт, что повстанцы и литвины до Пиньков добрались, из Митавы, откуда они шли на Ригу, есть короче дорога, немного южнее. Тем не менее, все остатки тех, кто способен держать в руках хоть какое-нибудь оружие едут в этом отряде. С миру по нитке собраны.

Первый отряд вышел из замка вчера утром и уже до Риги, или её предместий, должен добраться. Если что, то встреча двух отрядов назначена у замка Генриха фон Лаутенберга. В первом отряде тридцать всадников и командиром там десятник отца Иоганна Теодора Семён. Да, не молодой совсем и не оправившийся толком от ранения, но зато опыта боевого в разы больше, чем у всех оставшихся рыцарей и просто немцев вместе взятых. Какой к чертям собачьим, если честно, воин из Мартина фон Бока? Желание есть, а умения и опыта никакого. Кисель? Юрген фон Кессельхут? Владеет мечом он отменно, и в целом показал себя в стычках с восставшими крестьянами неплохо. Но ведь уметь рубиться и уметь руководить — командовать отрядом в походе и в бою — это разные умения. Так что, Юрген фон Кессельхут не в первом отряде. Рыцарский гонор, да и здравый смысл вынудили Киселя принять правильное решение, он во втором отряде командир. В том, что сейчас по раскисшей дороге приближается к замку баронов фон Лаутенберг.

Сначала едет Юрген в полном рыцарском облачении на Рыжике огромном, который, ренегат эдакий, Киселя признал и охотно даже подчиняется. За фон Кессельхутом едут два кутилье барона Генриха, тоже все в железе. Потом ползёт, застревая колёсами в грязи, телега, мощная кобыла Сонька из племенных дестриэ легко выдёргивает телегу из колеи. Груз там не большой. Две Марии сидят, укутавшись в плащи, и прикрытые попоной ещё. Дождя нет, но ветер всё ещё борей. Прямо с Северного полюса дует, не успев по дороге нагреться. Они на корме этой баржи. На передке сидит Иоганн, рядом с водителем кобылы — предателем и перебежчиком молодым пареньком Карлисом. Он из пленных жемайтийцев. Их поместили пока в пустую конюшню, заперев там и оставив под присмотром пары новиков из Русского села.

Иоганн предложил Хольте выбор им предложить. Если переходят на сторону добра, и есть ремесло за плечами, то оставят в живых и работой и домами обеспечат, а если нужна Свобода, то добро пожаловать в Ад, там можно свободно выбирать какую сковороду лизать. А если по-простому, то повесят.

Двое сразу выбрали дом с работой. Один — кузнец Йонас, и его отправили на тот берег. А второй вот этот паренёк семнадцатилетний. Щуплый, забитый, в повстанцы попал за компанию со старшими братьями, которые теперь уже гешторбен. Убиты. Он плотник. Ну, отец у него плотник, а он так… Хотя. Отец у него, если правильнее назвать, то столяр. Он мебель делает. Скамьи всякие, столы, сундуки. Вот если по Чехову, то если отец столяр, то Карлис — плотник. Далеко ему до столяра, как Каштанке до человека. Этого плотника взяли с собой, так как вообще уже некого было сажать управлять Сонькой. Может ли убежать? А чего, подорвётся и в лес. Не, не может. К ноге привязана приличная такая пеньковая верёвка, метров десять длины. Вот на десять метров и может убежать. Ну, до кустов, по нужде.

За первой повозкой едет вторая. Она побольше. Изъяли у одного из крестьян. На ней сено перевозят. Сейчас вместо стога на ней две конструкции располагаются. Первая — это гроб, в котором покоится в своих доспехах барон Генрих фон Лаутенберг. Карлис и сколотил, продемонстрировал умение. Да, покоится новеньком гробу бывший барон. Кто теперь барон, неизвестно? Есть младший брат, но он там, на западе, в войске магистра Тевтонского ордена Ульриха фон Юнгингена (нем. Ulrich von Jungingen). Выживет или нет, неизвестно, но шанс надеть баронскую корону у него не велик. Очень многие погибнут под деревенькой Грюнвальд.

На этой же длинной и широкой телеге прямо за гробом торчит непонятная конструкция. Чем-то тачанку напоминает. Щит такой толстенный намертво прибит к настилу дощатому телеги, и из него торчит ствол, почерневший, их деревянной пушки. Это Иоганн предложил именно про тачанку и вспомнив. Пулемёта нет. Но если телегу, как тачанку поворотить и бабахнуть картечью каменной по приближающимся всадникам, то сработает не хуже пулемёта. Самсон сказал, обследовав ствол, что один выстрел по-любому выдержит, да и два выдержит. Чуть заметны трещинки на конце ствола. Так их тюфянчей рыбьим клеем обработал и верёвкой пеньковой самый конец ствола обмотал. Ну, так себе от взрыва пороха помощь, но когда выбирать не из чего, то, чего выделываться.