Последний протокол - Ник Тарасов

Я все понимаю про пятьдесят тысяч жизней и все такое. Но может, стоит сначала попробовать найти другие источники энергии? Более… доступные?

Я остановился и внимательно посмотрел на напарника. За двенадцать лет совместной работы я научился читать его эмоции по глазам. Сейчас в них была не обычная рабочая тревога, а настоящий страх.

— Дрейк, что тебя пугает? Царапины на воротах? Необычная тишина?

— Не знаю, — он неопределенно пожал плечами. — Что-то здесь не так. Обычно в таких местах хоть какая-то живность водится — крысы, мутировавшие собаки, птицы. А тут… как будто все живое обходит это место стороной.

Он был прав, но времени на размышления у нас не оставалось. Каждая минута промедления приближала Бункер-47 к катастрофе.

— Послушай, — я положил руку ему на плечо. — Если что-то пойдет не так, ты сразу же валишь отсюда. Не геройствуй, не пытайся меня спасать. Просто беги к Бункеру и предупреждай об эвакуации. Понял?

— Понял, — кивнул он, но я видел, что эти слова его не успокоили.

Аварийный выход оказался заперт на электронный замок. Старая система, еще довоенного образца, но она работала. Я достал из рюкзака портативный взломщик — самоделку на основе довоенного коммуникатора — и подключил к панели управления замком.

— Сколько времени? — прошептал Дрейк, держа карабин наготове.

— Пара минут, — я следил за бегущими по экрану символами. — Система старая, но защищена неплохо.

Замок щелкнул, и тяжелая стальная дверь приоткрылась с тихим шипением выравнивающегося давления. За дверью зиял черный проем служебного коридора. Воздух, вырвавшийся наружу, был на удивление свежим — без привычного затхлого запаха заброшенных зданий.

— Вентиляция работает, — удивленно заметил Дрейк.

— Значит, источник питания тоже, — я включил налобный фонарь и шагнул в коридор. — Хорошие новости.

Внутри Цитадели оказалось чище, чем мы ожидали. Стены покрыты стандартными панелями серо-зеленого цвета, пол выложен промышленной плиткой. Местами на стенах висели пожелтевшие плакаты о технике безопасности и режиме секретности. Аварийное освещение работало, отбрасывая тусклые красные блики на металлические поверхности.

— План здания где-то должен быть, — пробормотал я, осматривая стены в поисках информационных стендов.

— Вот, — Дрейк указал на большую схему возле лифтового холла. — Лаборатории на третьем подземном уровне, реакторы — на пятом.

Я изучил план, запоминая расположение основных помещений. Административные офисы на первом и втором уровнях, исследовательские лаборатории — с третьего по четвертый, технические помещения и энергоблоки — на пятом и шестом. Классическая схема военно-исследовательского комплекса.

— Лифт не работает, — констатировал Дрейк, нажав кнопку вызова. — Аварийная лестница там.

Спуск по лестнице занял минут десять. Я считал ступеньки, отмечая на карте пройденное расстояние. Дрейк шел сзади, периодически оглядываясь и проверяя показания детекторов.

— Уровень B-3, — прочитал я надпись на двери лестничной площадки. — Исследовательские лаборатории.

— Электромагнитные аномалии усилились, — сообщил Дрейк. — Прибор показывает мощные флуктуации впереди и снизу.

— Оставайся здесь, — я проверил заряд в карабине. — Если через полчаса не вернусь или услышишь стрельбу — валишь наверх и дальше к Бункеру.

— Макс…

— Без споров, — я жестко посмотрел на него. — Это приказ.

Дверь на третий подземный уровень оказалась незаперта. За ней тянулся длинный коридор с множеством ответвлений. Таблички на дверях гласили: «Лаборатория квантовой физики», «Центр кибернетических исследований», «Отдел биологических модификаций». Гремучий набор для военного НИИ времен Эгрегора.

Я двигался медленно, проверяя каждое помещение. Большинство лабораторий оказались пустыми — оборудование либо демонтировали перед Коллапсом, либо растащили мародеры. Но в некоторых комнатах сохранились интересные вещи: стеллажи с образцами неизвестных материалов, компьютерные терминалы довоенного образца, даже несколько неповрежденных энергоблоков.

Именно энергоблоки меня и заинтересовали в первую очередь. Компактные устройства размером с кирпич, способные питать небольшое поселение несколько лет. Я нашел четыре штуки в лаборатории материаловедения и аккуратно упаковал их в специальные контейнеры. Не главный приз, но уже что-то.

— Лаборатория нейроинтерфейсов, — прочитал я надпись на очередной двери.

Эта комната оказалась больше остальных и явно использовалась для каких-то особых экспериментов. В центре стоял операционный стол, окруженный сложным медицинским оборудованием. Стены были увешаны схемами человеческого мозга и диаграммами нейронных связей. А на рабочем столе у дальней стены лежало то, что заставило меня замереть.

Устройство размером с кулак, выполненное из темного металла с органическими вставками. При ближайшем рассмотрении эти «вставки» оказались чем-то средним между живой тканью и высокотехнологичной электроникой. По поверхности изделия медленно пульсировали бледно-синие огоньки, создавая сложные узоры.

Я осторожно приблизился к столу, держа детектор радиации наготове. Прибор молчал, но стоило мне подойти ближе, как в пальцах появилось странное покалывание, словно от слабого разряда статического электричества.

— Что за чертовщина… — пробормотал я, разглядывая артефакт.

Устройство было явно нечеловеческого происхождения, хотя и носило следы доработки земными технологиями. Металлическая основа напоминала сплавы, используемые в довоенной электронике, но органические элементы были совершенно незнакомы. Они пульсировали в такт с какими-то внутренними процессами, словно это было живое существо, а не механизм.

На столе рядом лежала папка с документами. Я осторожно перелистал страницы, стараясь разобрать выцветший текст.

«Проект „Протокол“… экспериментальный нейроинтерфейс… прямое взаимодействие с системами Эгрегора… тестовые образцы получены из… [неразборчиво]… уровень совместимости с человеческой нервной системой составляет…»

Большая часть текста была либо замарана, либо написана специальными чернилами, которые выцвели за десятилетия. Но общий смысл был понятен — это был один из проектов по созданию прямого интерфейса между человеческим мозгом и компьютерными системами.

Я аккуратно взял устройство в руки. Оно оказалось теплым, словно живое, и покалывание в пальцах усилилось. На мгновение мне показалось, что я слышу далекий шепот на незнакомом языке, но это могло быть игрой воображения.

— Рэйв говорила про протокол-интерфейс, — пробормотал я, изучая гладкую поверхность артефакта. — Может быть, это то, что нужно для управления реакторами?

В папке нашлась схема установки устройства. Судя по рисункам, интерфейс крепился к основанию черепа через небольшой разрез в коже. Процедура выглядела относительно простой, но последствия были неясны.

Я сунул артефакт в нагрудный карман и вернулся к изучению документов. В одной из заметок упоминалось, что устройство способно не только взаимодействовать с системами Эгрегора, но и «расширять когнитивные способности пользователя». Что именно это означало, было неясно.

Я аккуратно свернул документы и сунул их в другой карман, когда сверху раздался крик Дрейка. Не обычное окликание, а настоящий вопль ужаса и боли. Сердце ухнуло вниз — за двенадцать лет работы в паре я слышал этот тон только в критических ситуациях.

— Дрейк! — я рванул к лестнице, на ходу передергивая затвор карабина.

Поднимаясь по ступенькам три через три, я слышал, как наверху началась стрельба. Короткие очереди из автоматического оружия чередовались с какими-то отвратительными звуками — смесью рычания, скрежета и