"Фантастика 2025-169". Компиляция. Книги 1-24 - Никита Киров

— Жертва, которая убивала, — мягко, но неумолимо возразил я. — По приказу. Без воли. Как топор в руках палача. Ты сам должен был почувствовать ту мерзость в ней! Ты видел, что я из нее вырвал!

Я брезгливо тряхнул рукой, будто сбрасывая неприятные ощущения.

— Это не ложь, батя. Это ее боль. Ее ноша. И она несет ее. Мужественнее, чем многие воины.

Он снова замолчал, сжимая и разжимая кулаки. Золотистое свечение обузданного дара вспыхнуло вокруг его рук на мгновение — не от гнева, а от внутренней бури. Потом погасло. Он опустил голову, сгорбившись.

— Боги… — прошептал он. — Что они с ней сделали… Мою Олю… Мою сильную, родную… — он поднял на меня влажные глаза. — Но она… вернулась? По-настоящему? Ты уверен? Тьма ушла? Это точно она?

— Ушла, — твердо сказал я. — Я выжег ее дотла. Осталась она. Моя мать. Твоя жена. С памятью. С болью. Но мы поможем ей забыть про нее.

Слезы, которых он стыдился, потекли по его грубым щекам. Он не стал их вытирать. Поднял бокал.

— За нее, — прохрипел он. — За то, что вернулась. Из самого ада. Пью до дна.

Мы выпили. Вино горело в горле, согревая ледяную пустоту, оставленную рассказом. Отец поставил бокал, вытер рукавом лицо. В его глазах сквозь боль пробивалось что-то давно забытое — счастье.

— Всех их… — он махнул рукой в сторону, куда ушли женщины, — … отправлю завтра же назад. И Сатаней, и Алевтину. Не до смотрин теперь. Оля дома. Больше мне никто не нужен.

Я покачал головой, наливая еще вина.

— Глупости, отец. Мама дома — это прекрасно. Но род крепнет, когда ветвей много. Сатаней — это сила, связи Кавказа. Алевтина — хозяйственность, богатство Сибири. Они видели сегодня силу Раздоровых. Видели чудо собственными глазами. Теперь они — не просто невесты. Они — свидетели. Потенциальные союзники. Отказываться от такого — грех и глупость. Пусть остаются, отец. Пусть видят, как мы возрождаемся. Вместе.

Отец пристально посмотрел на меня. Потом хрипло рассмеялся, впервые за этот бесконечный день.

— Умный ты не по годам, сынок. Прагматик. Как твой покойный дед. Ладно. Пусть остаются. — он чокнулся со мной. — За семью! За род! И за то, чтоб этих… — он поискал слово, — … невест у меня не пятеро было, как у тебя скоро! Я и одну Олю-то еле пережил!

Мы негромко засмеялись. Напряжение немного спало. Мы пили. Молча. Слушая тишину дома, в котором снова было двое хозяев. Ждали возвращения женщин. Ждали, чтобы вместе обсудить, как жить дальше. Война с Пустошью только что стала страшнее и более личной. Теперь я не просто хотел ее уничтожить. Нет. Теперь я хотел отомстить!!! Но дом наш, наш род только что обрел невероятную силу — силу возвращенной любви и готовности стоять плечом к плечу. Даже если за плечами — бездна.

Отец протянул руку через стол, сжал мою здоровую ладонь. Его взгляд был серьезен.

— Спасибо, сын. За нее. За все. Теперь… теперь мы покажем этой Пустоши, как могут гневаться Раздоровы. Все вместе.

Я кивнул. В сердце разгорался огонь ярости, ненависти к Наместнику. И огонь надежды. Семья — это крепость. И наша крепость только что обрела свой самый драгоценный, считавшийся утерянным навеки камень. Мы были готовы к бою.

Дверь кабинета отца распахнулась не резко, не потихоньку, с угодливой опаской, а с достоинством, как и подобает ей открываться перед вернувшейся хозяйкой дома.

Ольга Раздорова по праву вошла первой. Она сменила окровавленный лиловый бархат на простое, но элегантное платье из темно-синей шерсти — явно из своих старых запасов, но сидевшее на ней по-прежнему безупречно. Лицо ее было спокойным, бледность лишь подчеркивала глубину глаз и резкость скул. Но за этим спокойствием, как я знал, бушевал океан боли и ужасных воспоминаний.

Сатаней и Алевтина шли следом, словно две тени — ведомые, а не ведущие. Выражение их лиц говорило о многом — шок сменился глубоким почтением, смешанным с остатками страха и острым любопытством. Они видели не просто вернувшуюся из мертвых жену хозяина. Они видели человека, прошедшего сквозь ад и вышедшего с непоколебимой волей.

— Все улажено, — заявила Ольга, ее голос звучал ровно, как поверхность озера перед бурей. — Комнаты всем выделены. Сатаней и Алевтина остаются нашими почетными гостьями столько, сколько пожелают.

Она повернулась к девушкам.

— Отдыхайте. Завтра… Мы все вместе поговорим о будущем. Откровенно.

Девушки поклонились — Сатаней с кавказской величавостью, Алевтина — с сибирской простотой. Их взгляды на мгновение встретились с моим. В глазах княгини читалось: «Я горжусь знакомством с тобой». В глазах баронессы: «Крепко держись, парень». Они удалились, ведомые слугой, их шаги затихли в коридорах большого дома.

Отец, стоявший у камина, куда он бессознательно переместился, как к источнику тепла и твердости, вздохнул полной грудью. Он смотрел на Ольгу не как на чудо, а как на данность, на часть своего мира, наконец-то вернувшуюся на место. Но в его глазах все еще читалась тень от услышанного ранее.

— Оль… — неуверенно начал он, но она подняла руку.

— Позже, Гриша. Сейчас дело.

Она решительно подошла к огромному дубовому столу, заваленному картами и рапортами с границ.

— Видар. Ты спрашивал о месте. О Сердце.

Я кивнул, подходя к ней поближе. Отец насторожился, присоединился к нам. Атмосфера в кабинете мгновенно сменилась с семейной на боевую. Запах старой бумаги, воска и кожи вызвал ощутимое напряжение.

Ольга закрыла глаза, ее пальцы сжали край стола так, что костяшки побелели. Она не просто вспоминала — она продиралась сквозь толщу искаженных, выжженных Пустошью воспоминаний. Каждая деталь давалась болью.

— Дорога… — прошептала она. — Всегда дорога. Сквозь серые земли, где камни кричат от боли… Потом леса. Древние. Темные. Как… как черная вода. И озеро.

Она открыла глаза. В них плавали образы пережитого ужаса.

— Озеро… черное. Как нефть. Оно не отражает небо. Оно… поглощает свет. А над ним… висит. Как гнилой зуб. Остров. Или… скала. Там Его трон. Там… вход.

— Название? — спросил я тихо, боясь спугнуть хрупкую нить воспоминаний. — Земли?

Она снова нахмурилась, вглядываясь в бездну прошлого.

— Темно… Темнояр? — произнесла она неуверенно. — Край… Темноярский? Люди… те немногие, кого брали… шептали. Боялись шептать. «Темноярская гибель». «Черные воды». Озеро… Виви? — она