Ювелиръ. 1807 - Виктор Гросов

Аглая, Оболенский, Феофилакт… Чтоб им… икалось.

Возятся в своей банке с пауками, плетут интриги, ставят капканы. И меня пытаются втянуть в эту возню. Единственный способ выжить в этой банке — не быть пауком. Нужно стать стеклом. Твердым, прозрачным и абсолютно непроницаемым. И для этого у меня есть только один путь — делать то, чего не умеет никто из них. Строить. Создавать. Мне нужен проект. Огромный, сложный, государственный. Проект, который превратит меня из диковинной игрушки в стратегический ресурс Империи. В человека, которого проще наградить, чем убрать.

Подойдя к столу, я смахнул с него крошки и раскатал чистый лист бумаги. Перо, обмакнутое в чернила, на мгновение замерло над поверхностью.

Я сделал глубокий вдох и вывел наверху листа два слова. Не написал — вырезал, врезал в бумагу: Проект «Щит Империи»

Громко? Пафосно? Плевать. Потому что это была правда. Государь ждал от меня оружие, а не завитушки на ассигнациях. Щит, способный остановить ту ползучую войну, которую вел против России корсиканец, впрыскивая в ее вены яд фальшивых денег. И этот щит должен был выковать я. Я уверен, что именно он стоит за всем этим. Готовится.

Я сел за стол и заставил себя думать как… дефектоскопист. Как я делал это тысячи раз, просвечивая рентгеном очередной мутный булыжник в поисках скрытой трещины. Любую проблему нужно сперва вскрыть, препарировать, найти ее слабое место.

Итак, вскрытие первое: цель. Машина, способная резать на металле узор, который невозможно подделать. Гильош. Для дилетанта — просто красивое кружево. Для меня — паутина. Математически точная, где каждая ниточка лежит на своем месте. Рука человека дрогнет. Она не способна повторить один и тот же изгиб тысячу раз с точностью до микрона. Это может только бездушный, безжалостный механизм.

Вскрытие второе: что есть у «конкурентов»? Я закрыл глаза. Эрмитаж. Пыльные витрины, запах воска. Табакерки Бреге, часы Жака Дро. Я держал их в руках. Их гильоширные машины… Господи, да это же просто «прокачанный» токарный станок! Игрушка для богатых дикарей. Золотая крышка табакерки крутится, а резец, подталкиваемый хитрым диском-копиром, вычерчивает на ней волну или зигзаг. Гениально? Ну, для этих времен — пожалуй. Но с точки зрения инженерии — тупик. Красивый, но тупик. Каждая такая машина — уникальное и капризное чудовище. Она умеет «петь» только одну песню. Хочешь новый узор — месяцами, матерясь, вытачивай новый, сложнейший диск. Бреге не продает свой секрет не из жадности. Он просто не может его продать! Его машина — это он сам, его интуиция, его дрожащие от напряжения пальцы. Ее нельзя скопировать, как нельзя скопировать душу.

И тут меня посетила злая и, в то же время, веселая мысль. А зачем копировать? Зачем догонять этих швейцарских гномов, которые трясутся над своими «секретами»? К черту. Нужно не догонять. Нужно перепрыгнуть.

Идея была настолько дерзкой, настолько простой, что сердце забилось чаще. Зачем делать машину, которая рисует один узор? Нужно сделать универсальную платформу. Машину, которую можно программировать.

Да-да! Да, черт возьми, именно так! Программировать. Не кодом, конечно, а куском железа.

Я вскочил и заходил по комнате. Мысли метались, сталкивались, высекая искры. Резец, который режет металл, должен быть неподвижен. Абсолютно. Как скала. Вся магия — в движении заготовки. У Бреге всю эту сложную траекторию задает один-единственный, сложнейший диск-копир. А что, если…

Я застыл посреди комнаты, глядя на пляшущее пламя огарка.

Что, если разложить это сложное движение на несколько простых? Представим стол, на котором лежит наша медная пластина. Одна часть станка двигает этот стол влево-вправо. Примитив. Вторая — вверх-вниз. Тоже мне, бином Ньютона. Третья — вращает его. Каждое из этих движений само по себе — уровень ремесленного училища. Но что будет, если они начнут происходить одновременно?

Это будет танец. Сложный, непредсказуемый. И вот тут-то и начинается фокус. Скорость и размах каждого из этих трех движений будут задавать свои собственные, маленькие и очень простые диски-копиры. Назовем их розетками. Один диск для горизонтали. Второй для вертикали. Третий для вращения.

И что это мне дает?

Я тихо, беззвучно расхохотался.

Это дает мне всё. Просто — все.

Берем один набор из трех простых дисков — получаем один сложный узор. Меняем один диск — и узор меняется до неузнаваемости. Меняем все три — получаем нечто совершенно новое. Комбинируя эти простые розетки, можно создавать тысячи разных, неповторимых узоров! Это уже, вашу мать, механический синтезатор орнамента! Музыкальная шкатулка, которая вместо звуков рождает геометрию! Вот и еще одна причина зачем мне нужен Кулибин.

Я бросился к столу. Рука летала по бумаге. Пьянящий восторг уступил место азарту конструктора. На бумаге начали появляться первые эскизы. Я видел эту машину так ясно, словно она уже стояла передо мной. Видел, как вращаются ее шестерни, как ходят рычаги, как острый резец, послушный воле, врезается в металл, рождая кружево, которое еще не видел этот мир.

Эйфория — дрянь. Пьянит, как дешевое шампанское, а наутро голова трещит. Идея — это всего лишь искра. Чтобы она превратилась в пламя, способное переплавить металл, нужны дрова: чертежи, материалы, технология. Я снова был на своей территории. Мир за стенами каморки сжался до неразборчивого шума.

Первое, с чего я начал, — скелет. Станина. Основа, на которой будет жить вся эта сложная механика. Вспомнив свою возню с войлоком и кожей для гранильного станка, я поморщился. Припарки для мертвого. Здесь нужна была скала. Малейшая дрожь, микронное колебание — и тончайшая линия узора превратится в уродливую рваную рану. Дерево? Слишком живо, слишком капризно. Дышит, ссыхается, гуляет от влажности. Нет.

На бумаге начал проступать контур массивной, цельнолитой чугунной станины. Ребра жесткости, пазы, посадочные места — я проектировал ее с въедливостью гробовщика, снимающего мерку. Это будет позвоночник, а не деталь. Я уже представлял себе лица мастеров, когда подсуну им этот чертеж.

«Барин, да на кой-ляд нам якорь от линкора?». А я с удовольствием объясню им про резонансные частоты, а потом посмотрю, как они, матерясь, будут отливать эту громадину в полтонны весом (хотя — нет, не знают они про это ничего, не расскажу). Их корабельные технологии здесь придутся как нельзя кстати. А для самых точных поверхностей… О, здесь я заставлю их вспомнить дедовские методы. Шабрение. Час за часом, вручную, соскабливая металл микроскопическими слоями, пока две плиты не начнут прилипать друг к другу, вытесняя воздух. Долго? Адски. Зато результат будет абсолютным.

Дальше — сердце. Привод. Ножной? Детский сад. Он хорош для