Военкор 2 - Михаил Дорин

Глава 22

Открыв глаза, я не сразу понял, где нахожусь, но быстро сообразил. Белый потолок дрожал в глазах, будто плыл, как раскалённый афганский воздух. В нос ударил запах йода, хлорки и смеси из лекарств. Настоящий больничный дух, знакомый каждому, кто хоть раз бывал в госпитале. Его ни с чем не перепутаешь.

Я попробовал вдохнуть глубже. О, получилось! Значит, всё очень даже неплохо. Только ощущение было такое, будто я спал неделю. Голова была слишком тяжёлая, мысли вязкие, конечности словно налились свинцом.

Я медленно приподнялся на локтях и огляделся. В глазах плыло, но картинка постепенно собралась. Передо мной тянулись ряды больничных коек. Кто-то из больных спал, а некоторые просто молча глядели в потолок. В углу два парня склонились над доской — играли в шахматы, тихо переговариваясь.

Я моргнул несколько раз и сразу заметил, что со мной рядом прекрасное создание. Юля, положив голову на край моей койки, спала. Её волосы рассыпались по простыне, а ресницы слегка дрожали.

Я вытянул руку и осторожно коснулся её плеча так, чтобы не испугать.

— Юль… — прошептал я.

Медсестра дёрнулась и сразу улыбнулась, увидев меня. Глаза девчонки буквально налились теплом.

— Я так ждала, когда ты очнёшься, — прошептала она. — И… заснула, как раз в тот момент, когда ты пришёл в сознание.

Я сглотнул, всё ещё приходя в себя. Интересно, сколько времени я провёл без сознания? А ещё не менее интересно, где я нахожусь.

— А я… в каком госпитале? — спросил у медсестры.

— В Джелалабаде, — ответила Юля. — Тебя сюда эвакуировали после боя.

Я моргнул, и память нахлынула: пыль, камни, граната в руке… и тьма. Я медленно провёл ладонью по простыне, убеждаясь, что происходящее мне не снится.

— И как долго я здесь?

— Около недели уже, — призналась Юля.

Честно говоря, я совершенно потерял счёт времени. Скорее всего, я уже и раньше приходил в сознание. Но сегодня, видимо, это был первый полноценный раз, когда сознание, так сказать, пришло вместе со мной. И чувствовал я себя на удивление хорошо. Да, были повязки, но ни боли, ни дискомфорта я не ощущал.

Юля медленно наклонилась ближе, осторожно взяла меня за руку, и её голос дрогнул:

— Лёш, Глебов и Лапшин… они не выжили, — Юля запнулась, отвела взгляд. — А тебя мотострелки вытащили. Приказ на помощь отдал Шлыков, лично. Вразрез с указаниями генералов.

Сердце неприятно кольнуло. Знакомые лица всплыли перед глазами. Я сжал зубы, стараясь не показать медсестре, что внутри будто пусто стало.

— Понял. Выходит зря я на него наговаривал, — сухо произнёс я.

Юля смотрела на меня. Её глаза блестели. Она снова вздохнула, и уже другим, почти девичьим голосом продолжила:

— Я так рада тебя видеть, ты не представляешь, — прошептала она.

Юля протянула руку, положила ладонь на мою, словно боялась, что я исчезну. Я сжал её пальцы, крепко, так как держался за жизнь в бою.

Мы молчали, и это молчание значило больше любых слов. На душе скребли кошки, мне хотелось верить, что мои товарищи выживут. Я был почти уверен в этом, но мы лишь только предполагаем, а располагает Бог.

— Кстати, Лёша. Твои вещи забрали. Отправили в Кабул, — сказала Юля и всё ещё держала мою руку.

Мне и самому не хотелось, чтобы она её отпускала.

Я нахмурился, не сразу поняв, что она имеет в виду по поводу вещей.

— Как это забрали? — уточнил я. — Зачем и кто?

Она пожала плечами, виновато улыбнулась, с таким видом, будто не смогла мои вещи отстоять.

— Не знаю. Пришёл мужчина, сказал, что распоряжение сверху, показал удостоверение. Всё упаковали и увезли, — пояснила она.

Я задумался. Может, это толстый намёк, что мне тут не рады, что в Джелалабаде меня видеть не хотят? Хотя не в первый раз.

Ненужного хлама у меня не было. Только рюкзак, форма, кое-какие записи. И главное — аппаратура. Камера, фотоаппарат, плёнки.

Я прикрыл глаза, сосредоточился. Значит, дело именно в них. Всё, что я снимал — и колонны, и пыльные кишлаки, и те самые бои. Они слишком многое могли показать.

— Кто именно забрал? — уточнил я. — Ты его знаешь?

Юля отрицательно помотала головой.

— Мужчина… в костюме, не военный. Я не знаю, как его зовут. Видела, как он садился в УАЗ и укладывал твой рюкзак, — растерянно выдала медсестра.

Интересный «не военный» персонаж в костюме. Впрочем, заниматься чем-то вроде «следствие ведут знатоки» не пришлось.

Дверь в палату скрипнула, и в проёме появился человек в строгом сером костюме, идеально выглаженным и с туфлями начищенными до блеска.

Я сразу заметил его взгляд — внимательный и цепкий, будто рентгеновский снимок. Он скользнул по мне, простыне и моей больничной пижаме. И нужные выводы я сделал сразу.

Юля напряглась. Она незаметно отдёрнула руку, которой держала мою, и чуть вздрогнула. Я уловил это мгновенно.

Сам поднялся чуть выше на подушке, встретил взглядом незваного гостя и приготовился к разговору, который судя по всему будет непростым.

Он сразу вскинул руку в приветственном жесте.

— Здравствуйте, товарищ Карелин, — улыбнулся гость.

Подошёл ближе, остановился у моей койки, достал из внутреннего кармана корочку и раскрыл. Красная обложка, герб, всё как положено.

— Андрей Викторович, сотрудник посольства СССР в Афганистане, — охотно представился он.

Я скользнул взглядом по документу. Как же сотрудник посольства. Знаю я таких «дипломатов».

Юля, сидевшая рядом, смотрела на этого сотрудника не то настороженно, не то с какой-то непонятной тревогой.

Андрей Викторович между тем улыбнулся и спрятал документ.

— Ну как у вас дела, Алексей? — спросил он так, будто интересовался здоровьем старого знакомого.

— Как говорил мой дед: ' — не могу жаловаться, но всё же попробую', — ответил я.

Андрей Викторович обернулся, окинул взглядом палату. За соседней койкой сидел наш боец с перебинтованной ногой, рядом стоял свободный стул.

— Можно? — вежливо спросил он у раненого, указав на стул.

— Бери… те, — махнул рукой тот, не вдаваясь в подробности.

Сотрудник посольства подтащил стул к моей койке, развернул его и сел, расстегнув пиджак.

— Ну что ж, Алексей, главное живы, — вполне себе доброжелательно продолжил он. — Как самочувствие? Боли сильные? Врачи, надеюсь, нормально смотрят?

Я пожал плечами.

— Терпимо. Жив, значит, уже неплохо.

— Вот и хорошо… Главное, что силы восстанавливаются.