Военкор 2 - Михаил Дорин

Я застыл, пытаясь вздохнуть. Но рот захлёбывался в пыли. Я прижал ладонь к боку, и пальцы моментально стали липкими от крови.

Сквозь шум в ушах я услышал, как духи кричат что-то на своём приближаясь. Тени становились всё ближе, мелькали меж камней.

Глебов уже не стрелял, и я понял, что патронов у него больше не осталось.

Голова кружилась, мысли путались. Но одно я знал точно — живым я им не достанусь. Лучше уж умереть в бою, чем дать себя связать и сгнить в плену.

Я собрал остатки сил и выдернул ПМ, рука дрожала, пальцы скользили от крови. Первый выстрел сорвался в никуда, второй задел камень рядом с душманом. Третий всё-таки нашёл цель. Боевик дёрнулся и рухнул вниз по склону. Остальные тут же пригнулись, сбавили темп, поняв, что я ещё показываю зубы и сдаваться не собираюсь.

Я переводил дыхание, целился снова. Патроны уходили быстро…

Вдруг сбоку донёсся глухой хлопок — граната. Я повернул голову и успел увидеть вспышку на позиции Глебова. Значит, он взорвал последнюю. Секунду спустя из пыли донёсся крик — короткий и злой, но он прервался.

— Сдавайся! — крикнули мне на ломанном русском.

Я собрал остатки дыхания и поднял голову.

Пистолет дрожал в руках, но я снова нажимал на спуск…

Щелчок и снова пусто.

Я выдернул второй магазин, но пальцы уже не слушались. Магазин выскользнул из ладони, заскользил вниз по склону, исчезнув в пыли.

— Зараза, — прошипел я и со злостью отбросил пистолет.

Руки сами потянулись к гранате. Шарик с насечками холодил ладонь. Выдернув чеку, я крепко сжал её в пальцах, слушая, как шаги врагов приближаются всё ближе. Сжал так крепко, что костяшки побелели.

Я дождался, пока духи подойдут ближе.

— Лови, — сказал я и метнул гранату вперёд.

Граната полетела дугой, и через мгновение громыхнуло. Душманы завопили, падая на землю. Две минуты они не высовывались, сыпля проклятиями.

Я сполз ниже, слыша, как они снова переговариваются на дари. Улавливал отдельные слова.

Я пополз, оставляя за собой кровавый след и таща за собой рюкзак, в котором лежали камера с фотоаппаратом. Свидетельства того, что здесь творится на самом деле. А ещё запечатленные моменты простой солдатской жизни.

С этими плёнками можно многих солдат и офицеров отыскать. Такой информации я духам не оставлю.

Эти вещи не должны попасть к ним. И уж тем более — за границу. Лучше уж уничтожить их вместе с собой, чем отдать в руки противнику.

Я сжал гранату в другой руке и прижал рюкзак к груди. Меня мутило, мир плыл перед глазами. А после я выдернул чеку, зажав гранату в кулаке.

— Может, второй раз повезёт, — прошептал я, вспоминая, как оказался в этом мире.

Я опустил руку с гранатой в рюкзак, прямо поверх камеры и фотоаппарата. Если они подойдут слишком близко — рвану всё к чертям. Другого выхода нет.

Душманы выкрикивали что-то друг другу, но осторожничали.

Лицо припекало палящее солнце, которое уже взошло над горами Афганистана. В небе я увидел, как парит какое-то пернатое создание. Похоже, что вороны уже слетаются на свой кровавый пир.

Тишина, и в небе прокричал… орёл.

Я закрыл глаза, внутреннее сосредотачиваясь и настраиваясь.

Сквозь звон в ушах и треск автоматов, я услышал низкий, вибрирующий звук. Сначала решил, что брежу. Но звук стремительно нарастал.

Ощущение, что земля вот-вот разлетится в щепки. Уши заложило от до боли знакомого гула. Сейчас он мне напоминал шелест крыльев… ангелов.

По груди растёкся жар. Я попытался улыбнуться, хотя сил не было. Я открыл глаза и увидел силуэт, закрывший надо мной небо. И по центру на «брюхе» железного «шмеля» была красная звезда.

— Вертушки, — с трудом прошептал я.

Значит, не зря мы тут стояли. Не зря держали эту проклятую позицию. Душманам теперь точно не уйти через перевал в Пакистан. Наша авиация их накроет.

Крики душманов изменились. Вместо самодовольных насмешек в их голосах появилась паника. Но всё равно часть из них продолжала лезть вперёд, понимая, что я уже почти выбился из сил.

Я зажмурил глаза, чувствуя, как силы окончательно уходят. Ладонь с гранатой тяжело опускалась к земле. Я понимал: вот сейчас пальцы разожмутся, рычаг уйдёт — и всё. Чеку обратно я уже не вставлю, руки не слушались.

В этот миг кто-то резко схватил меня за запястье. Сквозь звон в ушах прорезался чужой голос:

— Руку не разжимай! Не разжимай! Покажи мне.

Я открыл глаза. Надо мной, склонившись, стоял полный парень в кепке и с автоматом в руках. За его плечом мелькали другие силуэты в такой же форме.

— Одного нашли. Живой!

Тут же раздалось трескание рации.

— Принял. Закрепляйтесь, вытаскивайте!

Меня осторожно перевернули набок, гранату вынули из пальцев, а я, наконец, позволил себе выдохнуть.

Я почти провалился в темноту, когда почувствовал, как меня подхватили под мышки и начали тянуть вверх по склону. Сквозь пелену дыма и боли я разглядел лицо — молодое, почти мальчишеское, щёки небритые, глаза горят. Я его не знал, никогда раньше не видел. Но сейчас он был самым родным человеком на свете.

— Держись, браток, мы тебя обязательно вытащим, — сказал боец.

Я попытался что-то сказать в ответ, но получилось лишь только прохрипеть.

— Есть ещё кто? — уточнил боец.

— Двое… раненые… наверху… — из последних сил выдавил я.

— Принял! — крикнул он. — Там ещё двое!

В ту же секунду сверху бухнули дымовые. Склон заволокло оранжевыми облаками — густыми, едкими. Ветер гнал дым вниз, и в нём уже было видно, как разворачиваются бойцы. Цепь пехоты прикрывала отход.

Меня уложили за камень, и я уже не мог поднять головы. Сознание металось, будто в густом тумане, но звуки долетали отчётливо.

Я слышал бахи коротких очередей с двух сторон. Духи отвечали нервно, срываясь, без прежней наглости.

— Левее! Прижми их к осыпи! Обходи справа! — следовали команды командира.

Где-то совсем рядом хлопнула граната, воздух дрогнул, по лицу посыпалась крошка камня. Душманы закричали, загалдели, и их голоса начали удаляться всё дальше и дальше. Наши теснили их вниз по склону.

Сквозь пелену ещё слышались автоматные очереди.

Я пытался открыть глаза, но веки налились свинцом. Последнее, что услышал — чей-то знакомый мат из рации.

— Раненого надо забрать. Не доживёт.

Хотел ответить, что жив, но губы не разомкнулись. Тьма накатила, и я провалился в неё тотчас.