Черкес 2. Барочные жемчужины Новороссии - Greko

буркнул подвыпивший офицер. — Вы свое дворянство получили! А любому из нас выше капитана не подняться!

— Вы бы, господин поручик Серафим, меньше бы налегали на вино! — осадил его майор. — Государь император ежечасно печется о благе греков Балаклавы! Сколько земли нам передали в довесок к имеющейся! Сколько раз повышали денежное довольствие! Школу организовали! От налогов лавки освободили! Теперь вот ждем новой формы для офицеров!

Разговор тут же свернул на обсуждение достоинств и недостатков новой формы, которую ввели в 1830-м году, в сравнении со старой. Причем, упор делался на всякого рода мелочи — на чешую подбородочного ремня или медный прибор у черной портупеи. Спенсер слушал с большим интересом. Он уже полностью пришел в себя после шока от горячей встречи.

Я же думал об императоре. Известно, что он фанател от изобретения нового обмундирования для армии и флота. Лично придумывал всякие несуразицы, вроде красной выпушки у шаровар казачьего покроя или количества витков на офицерских эполетах. Форма получалась красивой, но часто неудобной. Тысячи людей были заняты кройкой и шитьем, изготовлением золотых галунов и позументов. И с каким результатом? Марлинский рассказывал, как у солдат в Геленджике во время торжественного караула ветром срывало фуражки в море, а они, бедняги, цепенели от ужаса, ожидая наказания за утерю казенного имущества.

А в это же время на такие жизненно необходимые дела, как укрепление крепостей, времени у царя не находилось. Все сам да сам, никакой инициативы у подчиненных. Лично смог убедиться во время морского круиза. Нагромождалось немыслимое количество несуразностей, помноженных на злоупотребления и воровство. За блестящим фасадом Империи скрывались «глиняные горшки» и общее отупение.

Странным человеком был царствующий император. Труженик или, как он себя любил называть, «каторжник на троне». Его кто-то обозвал Николаем-Палкиным, душителем свободы. В учебниках истории его ругали. И почему-то большевики сохранили его памятник в Ленинграде…[2] Выходит, было за что его уважать? Пушкин и Лермонтов — при Николае. Кавказом приросли — при Николае. И много еще что свершилось при нём на пользу Империи. Мне ему присягать, если прошение мое о подданстве будет удовлетворено…

Ничего для себя не решив и устав от обсуждения грядущего введения новой формы офицерских шарфов, я задал давно занимавший меня вопрос:

— А правду рассказывают, что балаклавцы отказались отвечать императору, когда он их окрестил «ребятами», и ответили: «мы все — капитаны»? Я не стал говорить, что в будущем эта история будет кочевать по страницам книг русских писателей — у Лескова, Куприна и других[3].

Вокруг все засмеялись.

— Ну, подумай, Коста, своей головой, какие нынче капитаны из балаклавцев? Один я в отставке, да в батальоне три штуки, по одному на роту, — прихвастнул Мавромихали. — Все остальные чином пониже. Про солдат я вообще молчу. А вот деды наши и отцы, которые только прибыли в Крым с Кацонисом, могли и ответить такое. Но не императору, тем более что тогда правила Великая Екатерина. Какому-нибудь графу или князю — могли. Да хоть тому же Потемкину. Выпьем за род Кацонисов и за нашего командира подполковника Ликурга Ламбровича Качиони!

— За Кацонисов! — понеслось по двору. — Выпьем!

— Вам бы только пить! — раздалось от ворот.

Во дворе появились наши женщины. Мария бросилась ко мне обниматься. Ее все наперебой поздравляли с именинами.

Поднялся Эдмонд с кружкой вина.

— Славная дочь греческого народа! Сестра отчаянного храбреца, не раз спасавшего мою жизнь! С днем ангела тебя! И прими мой подарок! Знаю, не возьмет Коста у меня денег. А тебе на обзаведение и устройство новой жизни они будут не лишними. Выпьем!

Спенсер передал Марии порядка ста фунтов в виде столбика золотых монет. Она скромно поблагодарила и тут же отдала мне.

— Ты, брат, мужчина, тебе и распоряжаться!

— Закусывать ему надо, да и всем остальным! — сварливо произнесла Варвара, грозно глядя на мужа. Но не удержалась, прыснула и вместе с сестрой побежала собирать рассыпанную по земле туту, чтобы, наскоро ее ополоснув, подсунуть мужикам хоть такую закуску.

Офицеры застучали кружками по столу, обращаясь ко мне:

— Рассказ! Рассказ!

Пришлось поведать про наши стамбульские приключения. История с перепуганным начальником стражи, принявшим Спенсера за даму, вызвала громкий хохот и новые тосты. Так же, как наша беготня по городу с носилками. Распалившиеся греки, да и я за компанию, опрокидывали кружку за кружкой за каждый этап спасения Марии и Яниса.

Чувствуя, что вино уже играет мне свою возбуждающую песню, я не удержался и выдал без утайки эпопею с наказанием Барыш-аги.

Что тут началось!

Офицеры повскакали из-за стола. Кто-то кричал на весь Крым, кто-то размахивал кривой саблей, кто-то палил в воздух из пистолета. Кружки катились по столам, вино брызгало во все стороны, игнорируя силу земного притяжения. Казалось, эту вакханалию ничем не унять!

— Отставить, господа офицеры! — раздался от ворот поставленный командирский голос. На нас надвигался седой красавец-генерал лет шестидесяти отроду. — В конец разложились! Разбаловал вас подполковник! Сколько я сил на вас потратил, приучая к дисциплине!

Когда десяток поручиков, подпоручиков и прапорщиков начинает прятаться за спинами унтеров, понятно, что офицерской пьянке конец. Я догадался, что нас прибыл утихомиривать генерал-майор в отставке Феодосий Ревелиоти, георгиевский кавалер и местный лэндлорд.

— Всех жителей Ялты переполошили! Опять мне за вас краснеть?

Офицеры, как нашкодившие школьники, принялись собирать кружки и разбросанные тарелки с раздавленными ягодами. Генерал с брезгливой гримасой за ними наблюдал. Тут его взгляд остановился на Спенсере. Безошибочно определив в нем дворянина, Ревелиоти подошел и завязал с Эдмондом светский разговор, пригласив, в итоге, англичанина в свой дом на ночевку. На прощание англичанин наказал мне утром его посетить.

Оставшись одни, присмиревшие офицеры затеяли со мной тихую беседу на предмет выбора крестного и моих дальнейших планов.

Поручик Георгий Серафим меня наставлял:

— Выбор крестного — не шутейное дело. А у тебя и вовсе непростое. Многие теперь захотят породниться с таким героем. Подполковника, конечно, не обещаю, но на одного из трех наших капитанов можешь рассчитывать. Сами тебе предложат — будь уверен.

— Мы-то чем плохи? — рассердился Ваня. — Ладно, Варвара. Она уже при деле. Но Эльбида расстроится. Видели бы вы, как она сердцем к Янису прикипела!

— За баб спору нет, — не унимался поручик. — А вот крестным лучше позвать штабс-капитана Сальти. Егор Георгиев, иди к нам поближе, — позвал Георгий офицера, шепнув мне на ухо: «при деньгах твой будущий