Другой Путь - Владимир Викторович Бабкин

как говорится, какие наши годы. Догоню скоро.

— Чего, любовь моя? Я здесь. Я рядом. Нас объявят отдельно, но мы вместе.

— А вдруг Матушка передумает? Вдруг выберет другую тебе невесту? Как мне жить после этого?

— Тихо-тихо. Я навёл справки.

— Справки?

Киваю.

— Уточнил кое-что. Думаю, что у нас с тобой есть шанс. Неплохой шанс. Не хочу загадывать, но я знаю Матушку. В гневе она страшна и гнев этот может быть в нашу с тобой пользу.

— Петер, я всегда восхищалась тобой. Надеюсь на тебя и на Провидение.

Обер-церемониймейстер прерывает нашу тревожную идиллию.

— Государь. Пора.

Киваю.

Целую руку Лины.

— Я должен идти.

— Я понимаю.

— Всё будет хорошо. Верь мне.

— Молюсь об этом.

Я склонил голову. Принцесса сделала реверанс.

Или я чего-то не понимаю в этой жизни, или сегодня в моей жизни решающий день.

— Его Императорское и Королевское Высочество Государь Цесаревич-Наследник Всероссийский, Владетельный Герцог Голштинский, принц Карельский Пётр Фёдорович! Внук Петра Великого!

Мой выход.

Титулование и титулы множатся. Атомный ледокол прёт через льды века восемнадцатого.

Я здесь.

Я — здесь.

Вхожу в зал.

Господи, как давно это было почти два года назад. Я входил сюда перепуганным юнцом, хоть и сто лет мне в обед. Сейчас совсем иначе. Да, я не на вершине власти (не очень-то и хочется), но мой вес в высшем свете и во власти усилился несоизмеримо.

— Петруша, хорошо, что ты приехал. Я рада тебя видеть сегодня здесь.

— Матушка. Восхищаюсь тобой, как тебе удаётся затмевать солнце и звёзды на небе?

Улыбка.

Мы обнялись и расцеловались.

На балу. Где самые влиятельные чины и аристократы подходят к Государыне на полусогнутых.

Да, кое-что изменилось за два года.

— Готов отплясывать?

Улыбаюсь.

— Хоть на Луне для тебя, моя Матушка.

Мы рассмеялись.

— Его Княжеское Высочество принц Фридрих Август наследник Гетинский, герцог Гольштейн-Готторпский!

А вот это фокус. Дядю сегодня полным титулом именовали. Без Государыни сие никак невозможно.

— Её Княжеское Высочество принцесса Ульрика Фридерика Вильгельмина Гессен-Кассельская!

Подходят, приветствуют Матушку и меня, встают по левую сторону от неё. Вместе.

— Её Княжеское Высочество принцесса Каролина Луиза Гессен-Дармштадская!

Матушка меня подталкивает.

— Иди, дурачок.

Как скажешь, Лиза, как скажешь.

Иду навстречу входящей в зал Лине. Предлагаю руку. С благодарностью принимается. Подвожу к Императрице.

Лина делает выверенный реверанс.

— Ваше Императорское Величество.

Она говорит по-русски. Почти без акцента. Мы долго репетировали.

Лисавет кивает.

На немецком:

— Рада вас видеть, принцесса. Мой племянник вас не слишком утомил своими ухаживаниями?

О, вот это номер так номер!

С чего бы? Кто в зале? На кого Игра?

Каролина не стала театрально тупить глазки. Гордо взглянула в глаза Императрицы.

— О, нет, Ваше Императорское Величество. Кронпринц усиленно беседует со мной о богословии.

— О богословии?

— Да, Ваше Императорское Величество. Ведь я собираюсь принять православную веру.

Ах ты моя умница. Горжусь.

Матушка тоже оценила и улыбнулась.

Вечер начинается томно. То ли ещё будет.

* * *

САНКТ-ПЕТЕРБУРГ. ЗИМНИЙ ДВОРЕЦ. 14 декабря 1743 года.

Елисавета уже привычно расположилась на стуле у окна. Беседовать здесь с вице-канцлером во время бала стало уже традицией. Обычно можно было и не спешить, отложив дела на завтра. Но показать своё расположение к Бестужеву на глазах его недоброжелателей, тех же Лестока и де ла Шетарди, никогда не было лишним.

— Итак, чем обрадуете, Алексей Петрович? — произнесла Императрица, вытянув уставшие за день ноги.

— К величайшему сожалению, Кристиан VI Датский не хочет отдавать за Петра Фёдоровича, свою дочь Луизу, — начал вице-канцлер с самой тяжёлой для себя темы.

— И почему же?

— Пишет, что уже почти сговорился с маркграфом Баден-Дурлахским, — пояснил Бестужев, — но с их величеством Карлом Фридрихом у них ещё на воде писано, а при дворе говорят, что король не хочет отдавать дочь за Готторпа и чтобы она в варварскую страну ехала.

— Индюк! — будто выплюнула Елисавета. — Жаль! Девица-то хороша, и Корф писал, что она не против пойти за Петра.

Дипломат склонил голову в знак согласия.

— Это так, Государыня, но, увы, мы не можем её взять без родительского благословения.

— Да, я понимаю, — отмахнулась Императрица, — что другие принцессы?

— Кассельцы торгуются за Вильгельмину, пишут, что Кристина не хочет вступать в брак, а Ульрика давно живёт отдельно и не испрашивала их согласия к нам ехать.

Царица кивнула в раздумье.

Вильгельмина — это тоже бы хорошо. Красива, воспитана, не глупа. Отнюдь не глупа. С неё надо было начинать разговор, наверное. Но Лесток посоветовал взять сестру постарше. А оказалось, что Крыся истовая кальвинистка и не хочет не только в брак, но и менять веру. Ульрика хорошо все достоинства сестёр обсказала. Честно, без умаления их, но и без лести.

Сама Ульрика Гессен-Кассельская хорошая партия. Но, ничем не хуже своей Гессен-Дармштадской кузины. Разве только одним. Не ей писал любовные песни Петя. Да и амуры у них видно с Фридрихом Августом. Так что, нет причин ломать эти отношения Ульрики с дядей Наследника.

— Что француз? — устало выпрямилась Императрица, — обещал же он и с Касселем поговорить и с Парижем по поводу Генриетты Анны.

— Статскому советнику Гольдбаху, как и переданные ранее шифрованные письма, удалось их прочитать, — начал, открывая папку граф.

— Не томи, и словами скажи здесь света мало, — остановила его Императрица.

— Да там дерзновенные речи, Матушка. Мои уста отказываются это произносить.

— Заговор? — прямо спросила Елисавета Петровна.

— О, нет, — ответил Бестужев.

— Тогда словами сказывай про дочь Людовика, — остановила прения Елисавета, — а непотребные письма днём в кабинет принесёшь.

— Французский посол, Государыня, пишет, чтобы уговаривали срочно пьемонтских принцесс, — сказал вице-канцлер, — а для французских, мол, Петр Фёдорович наш из слишком худородного Дома и для французских принцесс у него достаточной чести нету.

Лицо Императрицы потемнело. Бестужев уже было сиял, что прибывшего менее месяца назад маркиза удастся домой спровадить, но у Лизы были свои резоны.

— За Шетарди следи, — отрезала, разочаровывая вице-канцлера, Елисавета Петровна, — нужен он пока мне здесь.

Бестужев поклонился. Царица поднялась.

— Пошли, Алексей Петрович к гостям, — решительно произнесла она, — покажем какая за Романовыми честь Людовику и его брехливому клеврету.

* * *