Вершина Мира - Андрей Алексеевич Панченко

усмехнулся и подмигнул мне, а сотник слегка подвис от моей речи, но потом решительно стукнул ладонью по столу. Он поднял чарку, выпил залпом и вздохнул:

— Вот так бы сразу, Исидор Константинович. Бумага бумагой, а слово офицерское — крепче печати. Считай, что договорились! Эх, ограбил ты меня конечно, но чего уж теперяча. Кстати, разобраться бы надо, подмоги по дружбе. Казаки говорят, что в конях ты селен, их уловки на раз вычислил, а вод Луцкий, сучий потрох утверждал, что ты в лошадях не разбираешься. Соврал мне выходит стервец?

— Я ездить на них при нем учился, до этого всё как-то на собаках доводилось, вот он и подумал, что я коня в первый раз в жизни вижу — Усмехнулся я — Но ты не забывай, что я ветеринарный доктор вообще-то. Да и твои казаки тоже хороши, собрали всё до кучи: тут тебе и сап, и мыт, лишай, мокрец, бешенство, при этом беременные все поголовно, даже кони. Жуть сплошная, остается только конюшню запереть и сжечь, чтобы эта зараза и звериная содома на волю не вырвалась. Тут и дурак бы догадался, что его за нос водят, не то что профессиональный ветеринар.

Чернов заржал, а сотник красный как рак готов был провалится сквозь землю от стыда и злости.

— Вот же уроды… — Прошипел он сквозь зубы — ну ниче, я их научу уму разуму, нагайка по заднице получат, впредь наука будет!

Мы ударили по рукам, и напряжение спало. Чепнов, который до этого не произнес и слова, одобрительно кивнул мне, пока сотник не видел и тоже взял чарку со стола. Вечер закончился за неторопливым разговором, в котором казак и начальник гарнизона пытались выведать, куда именно мы держим путь.

Казаки слово сдержали. Всё что я просил нам было выделено, и даже более того. Давешний хорунжий лично привез мне вьюки и походные ящики.

Вьюками были брезентовые мешки, а походные ящики были обиты кожей и окрашены масляной краской. Такие ящики, по словам Луцкого были чертовски удобны, их можно было крепить к упряжи, они помещались в лодках и на санях. Они будут служить нам и как сидения на привале и рабочими столами. Если не мешать имущество в ящиках и не перекладывать его с одного места на другое, то очень скоро запомнишь, где что лежит, и в случае нужды расседлаешь ту лошадь, которая несет искомый груз.

Из животных, кроме лошадей, в отряде еще были две собаки, что мы купили на местном базаре. Собак я назвал Маньяком и Молчуном, в честь моих старых псов. Они были беспородными, но довольно крупными, по складу и по окраске напоминающие волков. Новым хозяином они меня признали сразу, получив легкую трепку за не послушание и поев из моих рук. Я легко нашел с ними общий язык, сказался мой опыт обращения с ездовыми псами.

Научное снаряжение экспедиции я привез с собой из Петербурга и состояло оно из следующих инструментов: буссоли, шагомера, секундомера, двух барометров-анероидов, гипсотермометров, термометров для измерения температуры воздуха и воды, анемометра, геологического молотка, горного компаса, рулетки, фотоаппарата, тетрадей, карандашей и бумаги. Так же у нас были ящики для собирания насекомых, препарированные инструменты, пресс, бумага для сушки растении, банки с формалином и т.д.

Кроме научных инструментов, в отряде имелись и инструменты плотницкие, столярные, сапожные и обширный набор шанцевого инструмента. Еще в Петербурге я собрал набор хирургических инструментов (бритва, ножницы, пинцеты, ланцеты, иглы, шелк, иглодержатель, ушнои баллон, глазная ванночка, шприцы) и значительное количество перевязочного материала с лекарствами, так как в качестве врача в экспедиции придется выступить мне.

Все стрелки и казаки были вооружены трёхлинейными винтовками кавалерийского образца. На каждого было взято по пять сотен патронов. Кроме этого оружия, в экспедиции были две винтовки системы Винчестера, мелкашка, двуствольный дробовик, а у каждого из офицеров и у меня было ещё и по нагану, у казаков имелись штатные шашки.

Снаряжение стрелков состояло из следующих предметов: финские ножи, патронташи, носившиеся вместо поясов и небольшие кожаные сумки для разной мелочи (иголки, нитки, крючки, гвозди и т.д.). Холщовые мешки с бельем стрелки приспособили для носки на спине. Вес вьюка каждого участника экспедиции равнялся пятнадцати килограммам. Летняя одежда стрелков состояла из рубах и шаровар защитного цвета и легких фуражек. Нарукавники, стягивающие рукава около кистей рук, летом служили для защиты от комаров и мошек, а зимой для того, чтобы холодный ветер не задувал под одежду. Все участники похода были обуты в кожаные сапоги. На зиму были запасены шинели, теплые куртки, фуфайки, шаровары, шитые из верблюжьего сукна, шерстяные чулки, башлыки, рукавицы и папахи. Зимняя обувь — унты. Казаки были одеты примерно так же, только дополнительно имели бешметы и бурки.

В качестве лагерного снаряжения мы брали с собой брезентовые палатки, тенты и комарники. Вместо постели у каждого имелись тонкие войлоки, обшитые с одной стороны непромокаемым брезентом, и одеяла.

День выступления был назначен на воскресенье, и с самого утра весь гарнизон Пржевальска словно оживился. На плацу собрались офицеры, нижние чины, даже женщины и дети — провожать наш отряд. Лошади, гружённые вьюками и ящиками, нетерпеливо переступали копытами, звякали удилами и трясли торбами с овсом.

Командир гарнизона лично вышел на проводы. Он сказал короткую речь, напомнив стрелкам и казакам, что честь части теперь в их руках, а мне пожелал здоровья и благоразумия. Стрелки один за другим пожимали руки своим товарищам, остающимся в городе. В этих рукопожатиях было больше, чем простое прощание — молчаливое обещание вернуться живыми. Казаки же прощались на свой лад: перекрестились, крепко обнялись и обменялись короткими фразами, как будто уходили не на два года, а в простой патруль.

Толпа горожан двигалась следом за нами до самой городской окраины. Женщины махали платками, дети бежали сбоку, стараясь дотронуться до лошадей. Кто-то перекрестил нас на дорогу, кто-то громко выкрикнул пожелание удачи.

Я обернулся и снял фуражку, поклонившись оставшимся в гарнизоне. Потом махнул рукой — и мы двинулись дальше, в степь, туда, где нас ждали перевалы и неизведанные земли.

Солнце только поднималось над Тескейскими горами, и длинные тени наших людей и лошадей ложились на дорогу. Так начинался наш конно-пеший поход.

Глава 3

— Привал! — Выйдя на небольшую удобную полянку, через которую бежал горный ручей, я остановил караван.

Искать другое место не было смысла, солнце стремительно катилось к горизонту, день заканчивался. Такого же мнения явно придерживались