Деньги не пахнут - Константин Владимирович Ежов

И вот однажды….

— Что за чёрт?.. — пробормотал, рассматривая своё отражение в зеркале.

На шее, чуть сбоку, будто из-под кожи вылез чужак, появилась маленькая плотная шишка.

Глава 2

Опухоль была плотная, выступающая, располагалась чуть ниже линии подбородка, почти под самым ухом. Казалось, будто кто-то спрятал под кожей мелкий камешек.

Нащупал её пальцами — болезненно. Лимфатические узлы распухли.

— Неужели иммунитет сдал позиции?.. — пробормотал немного растерянно.

При ослаблении защиты организма любой пустяк может вызвать воспаление, а там и до увеличения лимфоузлов недалеко. Эти крошечные сторожевые посты — места, где толпятся иммунные клетки, готовые отбивать чужаков.

Если вспомнить, в последнее время и правда чувствовал себя каким-то выжатым. Днём клевал носом прямо на работе, а порой руки и ноги будто наливались свинцом — не держали.

— Ладно, сегодня хоть посплю по-человечески, — решил про себя, словно заключив с собой договор.

Помыл ноги в горячей воде, залез под одеяло, но едва успел провалиться в сон, как среди ночи внезапно распахнул глаза.

— Господи!..

В животе словно разорвалась граната — боль такая, что казалось, внутренности скручивают и рвут на куски. На руках проступили крошечные красные пятна, будто кто-то брызнул краской из пульверизатора. Лоб покрылся холодным потом, который ручьями стекал по спине.

Пальцы дрожали, но я всё же набрал 911. Дело было ещё в США. Сирена. Холод каталок. Я — под белыми лампами приёмного отделения.

— УЗИ в норме…, — услышал я, но голос врача дрогнул. — А вот анализ крови…

Пауза. Листок с цифрами.

— Что за… CRP 300? Это вообще возможно? Повторите немедленно!

КТ. Серые снимки. Шёпот в углу:

— Лимфоузлы по всему телу… Может, это лейкемия? Жидкость в перикарде и плевре…

Даже сквозь туман сознания понимал — дело плохо. Врачи метались, цепляясь за любую гипотезу: рак, инфекция, вирус. Но тело не ждало. С каждой минутой оно падало в пропасть. Боль била в кости, как молот, заставляя искры плясать перед глазами. Казалось, кто-то распиливает меня изнутри.

— Множественная системная органная недостаточность…, — сказал кто-то.

Печень, почки, сердце — всё одновременно объявило забастовку.

— Биопсия готова! — выкрикнула медсестра.

— Чёрт возьми…. Срочно VDT-ACER!

Даже в моём затуманенном мозгу всплыло: это ударный режим химиотерапии. Семь самых сильных препаратов в одном смертоносном коктейле, который впрыскивают в вены, чтобы уничтожить всё — до последней клетки — и попытаться запустить систему заново.

Отменить это уже было невозможно. Монитор рядом со мной отбивал мерный «бип-бип-бип» — и, как ни странно, это значило, что всё ещё здесь. На этом свете.

Через несколько дней я открыл глаза.

— У вас идиопатическая мультицентрическая болезнь Каслмена, — сказал врач.

Порадовал, так сказать. Хоть от чего помираю узнал.

— Подождите… что?

Если разобраться, закончил медицинский университет, работал в биоинвестициях — и всё равно впервые слышал это название. Это означало только одно: болезнь была настолько редкой, что даже не все врачи её встречали.

— Это рак? — спросил, стараясь, чтобы голос не дрогнул.

— Нет, — покачал головой врач. — Но у него много общего с лимфомой.

— Значит, это болезнь иммунной системы?

— Симптомы похожи, да. Но этиологическую классификацию мы пока не провели, поэтому…

Оказалось, что стал невольным обладателем одной из тех редких болезней, про которые пишут в сносках медицинских учебников. В США ею заболевают около пяти тысяч человек в год. Моим же подтипом — и вовсе две тысячи с небольшим.

— "Идиопатический" значит… идиопатический, да? — переспросил его.

— Именно, — вздохнул он.

На языке медиков это означает: "Мы не знаем".

Вытянул к нему руку:

— Дайте телефон на минутку.

Ведь выпускник медвуза. Делать что-то активное сил не было — оставалось лишь двигать пальцами. Так что я забил в поисковик название диагноза.

— Проклятие…, — вырвалось у меня.

Наверное, лучше бы я этого не делал. Перед глазами открывался не медицинский отчёт — кошмар. Без просвета, без надежды.

Если совсем просто: лимфатические узлы — это фабрики, где штампуются клетки иммунитета. Но моя "фабрика" сошла с ума. В ней есть какой-то злобный, безумный переключатель. Стоит ему щёлкнуть — и весь завод приходит в ярость, начиная штамповать бракованную продукцию. Эти клетки не знают ни цели, ни меры — они кидаются на всё, что попадётся. На сердце. На печень. На лёгкие.

Органы, не выдержав этой атаки, словно уходят в забастовку. И всё в этом кошмаре упирается в тот самый "сумасшедший" переключатель. Нужно понять, что его включает, и как его выключить. Только тогда появится шанс. Но мы этого не знаем.

— Химиотерапия — пока единственный вариант? — спросил осторожно.

Да. Когда случается приступ, вливают ударную дозу химии, выжигающей всё живое без разбора. Вместе с больными клетками гибнут и здоровые.

— Если так несколько раз, — пояснил медик, — ты не выдержишь.

Чтобы выжить, надо не просто глушить последствия — нужно починить фабрику.

Слово "клинические испытания" отозвалось сухостью во рту. Это последняя надежда для тех, кто согласен добровольно стать лабораторной крысой. Я не думал, что окажусь в этом списке.

— Есть хоть какие-то подходящие? — спросил обречнно.

— Два, — ответил он после паузы. — Но для твоего подтипа эффективность не доказана.

Два варианта для такой редкой болезни — это почти чудо. Один — ингибитор IL-6. Второй — ингибитор mTOR. Я попробовал оба. …Не сработало.

— Пациент падает! Срочно! Синий код!

Приступы продолжались. Каждый раз меня снова отправляли под ядерную химиотерапию. После третьего раза почки отказали.

— Нужен диализ. А в перспективе — пересадка. Но…, — врач замялся. — Кто будет делать пересадку человеку, у которого приступы повторяются?

В итоге, отказался.

— Это кошмар…, — сказал сам себе вслух.

Человеческий облик начал исчезать. Когда почки перестают работать, тело опухает, потому что жидкость больше не уходит туда, куда нужно. Постепенно превращался в огромный, раздутый мешок с водой. Под кожей плескалась холодная жидкость, и уже сам себе напоминал не человека, а резиновый шарик, наполненный до предела.

Вскоре мой желудок и кишечник тоже сдали позиции — один за другим они переставали служить, словно разочарованные солдаты, которых слишком долго держали на передовой.

В итоге тело превратилось в беспомощную развалину, а все жизненные функции поддерживались только благодаря бездушным аппаратам, равнодушно мигающим зелёными огоньками.

Но, странно, именно это меня пугало меньше всего.

— Неужели нет другого выхода? — голос мой был хриплым, но внутри звучал как крик.

Я мог вынести боль. Мог смириться с тем, что превращаюсь в нечто, далёкое от человеческой формы. Всё это можно терпеть… если есть надежда.

— Я дам вам сколько угодно денег, — выдавил однажды, чувствуя, как губы пересохли, — всё, что угодно….