Товарищи ученые - Петр Алмазный

Похоже, что Кондратьев понял, кто глава Сети. И это поразило его до таких глубин, что он не хотел этому верить. Чисто психологически — такой удар, такой стресс, что даже видеть это он не смог. И в шоке наглухо зачернилил это имя.

Аэлита всхлипнула, но я тут же перебил:

— Стоп! Стоп! Аэлита, это очень важно: постарайся вспомнить, кого отец упоминал вчера, кому звонил. Может, случайно обмолвился. Еще раз, Аэлита, дорогая: вспомни! Пожалуйста! Это очень важно!

— А что, я уже дорогая? — она постаралась улыбнуться.

— Ну не дешевая же. Вспомни, пожалуйста!

Последней фразы я мог и не говорить, потому что лицо Аэлиты изменилось:

— Вспомнила!

— Ну⁈

— Вспомнила, — твердо сказала Аэлита. — Вчера. Вот он писал, писал, я на это не очень внимание обращала… А потом позвонил.

— Так, — повторил я, чувствуя, что азарт переходит в предстартовую дрожь и остужая себя: рано, рано! Еще не та стадия. Спокойствие, Макс, спокойствие. — Кому звонил?

— Он назвал — Андрей Иванович… — произнесла девушка не очень как-то уверенно

— Андрей Иваныч? — я нахмурился. На ум никто не приходил. — Это кто?

— Ну, это вроде бы его подчиненный, — произнесла Аэлита по-прежнему с сомнением, но тут же развеяла его: — Нет! Точно. Точно! Это его какой-то помощник. Андрей Иванович, да.

— И о чем говорили?

Она вздохнула горестно:

— Да я ведь и не слушала толком. Вот «Андрей Иванович» — это услышала. Да! Он Рыбина еще упомянул. Это вроде бы как хозяйственник ваш? Завхоз?

— Официальная должность — заместитель директора института по административно-хозяйственной части… — медленно выговорил я. Мысли начали сползаться в нечто, еще до конца не понятное, но жгуче интересное. Такое, что бывает лишь на верном пути, ведущем к разгадке. — А как упомянул, что сказал? Конкретно!

— Конкретно? — Аэлита сдвинула брови, закусила губу, вспоминая. Прояснилась: — А! Он спросил — ты, мол, завтра, с Рыбиным договаривался? А тот что ответил, не знаю. Папа сказал: хорошо. И трубку положил. Вот и все! Совсем короткий разговор.

Я вмиг представил этот разговор.

Видно, Ипполит Семенович спросил, где и когда Андрей Иванович с Рыбиным договаривался о некоей деловой встрече. И решил к этой встрече присоединиться. Зачем? И почему бы ему просто не позвонить Рыбину, своему старому приятелю, можно сказать другу?

Мысль эту я не успел додумать, поскольку Аэлита спросила:

— Так что, ужинать-то будем?

— Конечно, — сказал я, и в ту же секунду раздался телефонный звонок. Аэлита опрометью метнулась к аппарату:

— Да!

И лицо ее странно изменилось. Она скосила взгляд на меня, а пальцем ткнула в телефонный аппарат так, что я сразу все понял.

— Да, — продолжила она, — здравствуйте, Михаил Антонович. Ипполита Семеновича? Его нет еще, с работы не вернулся… Очень странно, сама удивляюсь, он всегда вовремя является. В кабинет ему звонила — трубку не берет. Даже не знаю, что думать…

Свою трубку Аэлита держала на небольшом расстоянии от уха — не знаю уж, сознательно, или само собой так вышло — и я услыхал, как там мягко, вкрадчиво зарокотало. Слов было не разобрать, но ясно, что голос стремится успокоить. Что-то он так гудел, бухтел басовито, как шмель, а девушка только повторяла:

— Да, да, конечно… да, понимаю… — и при этом вовсе не впадала в отчаяние, не рыдала и не причитала, говорила сдержанно, даже любезно, и попрощалась вежливо:

— До свидания, — и повесила трубку.

— Рыбин? — спросил я. Она кивнула:

— Очень удивился, когда я сказала, что отец с работы не пришел. Но сказал, чтобы я не волновалась, все такое. Мол, просто задержался где-то. Но я не верю! Не могло этого быть!

Губы вновь искривились, глаза поехали на мокрое место.

— Постой, постой, — заговорил я тоном психотерапевта, — спокойно! Главное — спокойствие. Все будет хорошо!

— Ой, Максим! Ну что ты меня утешаешь⁈ Я разве не вижу? Не вижу, что все нехорошо!

Говоря так, она шагнула-не шагнула, но как-то подалась ко мне, а я к ней…

Бывают в жизни такие мгновенья, когда и не поймешь: как так оно сбылось, как сладилось? Должно быть, про такие секунды и надо сказать — вот она, судьба, и она умнее нас. Я это к тому, что моргнуть не успел, как девушка очутилась в моих объятиях. А в следующий миг наши губы нашли друг друга. И не смогли друг от друга оторваться. И мы тоже.

Я проснулся посреди ночи, хотел глянуть на часы — но лежал я у стенки, отгороженный от миря чудесно теплым Аэлитиным телом, которое час-полтора тому назад было страстно-горячим. А теперь — умиротворенное, нежное, такая живая грелочка. Аэлита спала, пристроив голову на моей правой руке, и я ощутил, как эта рука затекла. Осторожно, по сантиметру, я высвободил ее, не потревожив сон обретенной мною женщины. И продолжая думать.

Все эти думы как-то так закономерно стекались к одной точке.

К Михаилу Антоновичу Рыбину.

Прежде всего, это касалось записки Кондратьева. Несомненно, что его ужаснул вывод, к которому он пришел. Также нет сомнений, что этот вывод касается Сети. А вот отсюда уже начинаются догадки.

Что мог автор столь яростно зачиркать пером? То, что потрясло его до глубины души. А что его потрясло? Да то, что он увидел главу Сети в ком-то давно и хорошо знакомом.

Ну и в ком он мог его увидеть?

Мой ответ — в Рыбине Михаиле Антоновиче.

Конечно, ни малейших доказательств этого у меня не было. Прямых. Но косвенные улики!.. Они сами собрались в кучу, как снежный ком, и к ним стали прилипать совсем уж призрачные психологические тонкости. Память начала рисовать мои нечастые встречи с завхозом, его слова, жесты, взгляды. Там, например, в подвальном хранилище.

Все тайное когда-нибудь становится явным… — говорил он.

И еще: эти ребята работать умеют… — про местную контрразведку во главе с Пашутиным.

И еще: меня жизнь учила лучше, чем всякий факультет… тебе такие университеты и не снились…

И еще: я когда-нибудь такого шороху наведу!..

Да отродясь бы я не вспомнил такие мелочи, если бы не поворот обстоятельств! А тут память начала исправно подсовывать все это, дополняя картину.

Но и этого мало! Добавился до кучи и странный рассказ Рыбина о таинственных явлениях в подземелье коллайдера. С иронической пометкой: