Все дороги ведут в Реймс - Александр Петрович Харников

мсье герцог, – чуть поклонился я, лихорадочно соображая, зачем этот могущественный человек пригласил меня к себе. Ходили слухи, что он был замешан в «Секрете короля», той самой службе, которую новый король собирается распустить. Об этом его величество сообщил мне и своей небольшой свите, в которой я имею честь состоять.

В прошлом году мой отец, пятый маркиз де Жанлис, скоропостижно скончался, и я унаследовал как его титул, так и имение в одноименном селении в Бургундии, на Золотом берегу. Тогда я пришел к дофину и попросил его разрешить мне вернуться в родные места, на что тот, немного подумав, ответил:

– Маркиз, это ваше право, и я не собираюсь его оспаривать. Но я был бы счастлив, если бы вы согласились на какое-то время остаться со мной – я очень дорожу вашим обществом и вашими советами. Надеюсь, что в вашем имении за всеми делами надзирает хороший управляющий, который продолжит исправно выполнять свои обязанности, так же, как он это делал при жизни вашего уважаемого батюшки.

– Вы правы, Жан действительно хорошо ведет хозяйство, и моему покойному отцу очень редко приходилось принимать какие-либо самостоятельные решения. Дела в нашем имении шли отлично, а крестьяне были довольны тем, что их не обременяли непосильными поборами. Кстати, вина с наших виноградников высоко ценятся не только на Золотом берегу, но и по всей Бургундии.

– Я помню, маркиз, вы мне как-то раз привозили несколько бутылок вашего чудесного вина, – кивнул дофин. – Ну что, вы останетесь в Париже?

– Останусь, если я вам действительно так нужен.

– Очень нужны, мой друг, поверьте мне. У меня не так много настоящих друзей, которым я могу доверять, как самому себе.

Я, конечно, согласился тогда остаться, хотя на душе у меня было тяжело – это я про доверие. Когда я впервые приехал в Париж и был принят в свиту дофина (чему очень помогло рекомендательное письмо моего отца), я познакомился с неким поляком, которого звали Игнас Квасневски – попробуй, выговори эту фамилию. И тот предложил мне сыграть с ним в карточную игру ок[47].

Я ему ответил, что обещал покойной матери никогда не играть в азартные игры, на что тот, выслушав меня, лишь с улыбкой покачал головой:

– Полноте, шевалье, это всего лишь развлечение настоящих мужчин для того, чтобы скоротать время. А для вас это будет полезно – ведь в благородном обществе очень любят эту игру. Ну, давайте сыграем сначала без денег, и вы сами увидите, как это просто.

В тот день я не просто научился играть, но и, когда по предложению Игнаса мы все же решили сыграть на небольшие деньги («а то как-то не интересно»), я выиграл тридцать четыре экю – достаточно солидную сумму[48]. В конце вечера Квасневски лишь покачал головой и произнес с едва скрываемой завистью:

– Новичкам, конечно, везет, но вы, такое у меня сложилось впечатление, очень быстро постигли суть игры. Я бы, конечно, хотел отыграться. Но решать вам.

Я великодушно согласился, и через три дня мы вновь сели с ним за карточный стол. Я даже предложил ему поднять ставки. Дело дошло до того, что Квасневски не только проиграл все деньги, которые у него были в наличии, но и написал мне долговую расписку на недостающие пару сотен экю. На мои заверения о том, что я ему и без расписки полностью доверяю, он лишь сказал, что в приличном обществе так принято.

В следующие пару дней я потратил половину выигрыша, купив себе нового коня, седло, шпагу, плащ и даже шляпу. А потом мы вновь сели играть.

Как вы, наверное, уже догадались, я не только расстался со своим выигрышем (точнее, тем, что от него осталось), но и спустил все деньги из отцовского пенсиона, отдал только что купленные вещи, а затем еще и задолжал полторы тысячи экю. И каждый раз я исправно писал долговые расписки.

В конце вечера Квасневски поинтересовался:

– Ну и как вы собираетесь вернуть мне долг, мон шер?

– Я обязательно отыграюсь в следующий раз.

– А его не будет, этого следующего раза.

– Но у меня сейчас нет таких денег!

– Вы, конечно, можете отказаться платить – но это будет концом вашего пребывания при дворе дофина или вообще в Париже. Ведь расписки о том, что вы должны мне кругленькую сумму, у меня имеются.

– Я… Я и не думал об этом… Но я даже не знаю, где взять такие деньги. Если я расскажу об этом отцу, то он мне не даст даже су. А богатых друзей, которые поручились бы за меня и нашли бы такую сумму, у меня здесь нет.

– Есть еще один вариант, – усмехнулся Квасневски. – Причем я отдам вам те вещи, что я у вас выиграл, и, положим, добавлю двадцать экю сверх того.

– А что будет с долгом?

– Расписки ваши я передам одному человеку. И, если вы сможете с ним найти общий язык… О, не беспокойтесь, он дворянин, и человек небедный. Он может потребовать от вас оказать ему всего лишь несколько пустяшных услуг. Но вы должны сначала поклясться мне, что выполните любую его просьбу.

– Но… – я побледнел, вспомнив, как меня отец стращал рассказами о том, что в Париже немало содомитов, которые обманом укладывают в свои постели наивных юнцов из провинции.

– Поверьте мне, этот человек не заставит вас делать ничего, что противоречило бы учению нашей матери – святой церкви.

Так я и познакомился с герцогом д’Айеном. Должен сказать, что за эти годы он ни разу меня ни о чем не просил. Но время от времени он приглашал меня к себе на ужин – и за непринужденной беседой расспрашивал меня о моей службе. Конечно, может быть, я и выдал при этом некоторые секреты дофина, но о действительно серьезных вещах меня герцог не спрашивал. До сегодняшнего дня.

– Мсье маркиз, все знают, что его величество лечился в Креси-Куве после неудавшегося покушения, – поинтересовался д’Айен.

– Именно так, мсье герцог, – кивнул я. Мне было непонятно – что именно хочет от меня этот человек. Ведь то, о чем он меня спросил, знает каждая собака в Париже.

– То есть он теперь доверяет бывшей фаворитке своего отца и готов прислушиваться к ее советам?

– Так оно и есть, мсье герцог, – ответил я, обратив внимание на то, что д’Айен упорно не желает называть имя той, которая совсем недавно была верным другом и советчицей покойного короля.

– А почему она не отправилась вместе с ним в Париж?

– Она собиралась