Заворг. Назад в СССР - Михаил Васильевич Шелест

отдел мне докладывает, что у тебя конфликт с секретарём вашей организации.

— Не знаю ни о каком конфликте, — покрутил головой я.

Салихов вздохнул.

— Хорошо, что ты «не выносишь сор из избы», как говорят в народе. Но первый отдел врать не станет, тем более, что я слышал запись вашего сегодняшнего разговора и там из твоих уст, кх-кх, что-то на фольклор сегодня потянуло, прозвучало слово взятка. Какая взятка? Как понимать твои слова про какую-то тысячу?

— Наши кабинеты прослушивают? — «удивился» я.

— Ты удивлён? — в своё очередь «удивился» он. — Мне сказали, что ты и сам не слишком далёк от… Потому я и откровенен с тобой.

Я обвёл взглядом библиотеку с её высоким потолком и большими окнами и мои губы чуть дрогнули.

— Вот видишь, ты всё правильно понимаешь. Говори всё откровенно.

— Я слышал, что партноменклатуру запрещено включать в списки разрабатываемых объектов.

— О, как! И это знаешь! Ну, значит, правильно доложили. Вы, Миша, не партноменклатура, а комсомол, за которым нужно глаз да глаз и ухо востро держать. Иначе можно загреметь вместе с вами под фанфары. Излагай!

Последнее слово Салихов выбросил, как выстрелил. Пришлось рассказывать всё по порядку. Салихов не морщился, как в прошлой жизни Гаврилов, а просто смотрел в окно, выходящее на корабли, стоящие у причала в бухте Диомид. Порт раскинулся сразу через дорогу. За бетонным забором виднелся «Ильич» — учебно производственное судно, бывший «пассажир», на котором я, будучи студентом, «шёл» в восемьдесятпервом году на Шикотан в свой второй отряд «Голубой Меридиан». Уже будучи женатым, да…

— Ты, понимаю, никому об этом не рассказывал? — спросил Салихов.

Я покрутил головой.

— Но ты, вроде, как предполагал, что вас слушают?

— Предполагал. Я всегда это предполагаю.

— Понятно.

Салихов бросил на меня взгляд.

— Хоть и молод, но уже чувствуется «школа».

— Я книжки про шпионов люблю.

— Ладно-ладно. С Малышевым мы поговорим, но убирать его прямо сейчас было бы, э-э-э, не целесообразно. Никого кроме тебя мы секретарём нашего комсомола не видим, да и не хотелось бы подобную ситуацию обрести с новым, э-э-э, комсоргом. Так что уж лучше тебе самому рулить, раз уж тебе ЦК доверил такой эксперимент. И, ты знаешь, очень у тебя неплохо получается! И комсомольскую работу не заваливаешь особо, и дела в рамках твоего Молодёжного центра у тебя движутся.

Я молчал, не считая нужным вступать в дискуссию. Тем более, что меня нио чём не спрашивали. Моё мнение никого не интересовало. Да и в положении «первого секретаря» у меня точно было бы времени больше. Он ведь просто «руководил» своими замами, являясь генератором «комсомольского прожектора». А я что делаю? Да, то же самое!

— Потерпи до осени. Там мы его переведём куда-нибудь.

Я пожал плечами и счёл нужным прокомментировать услышанное.

— Нечего мне терпеть. Не считаю наш «конфликт» препятствием для моей работы. Нервы треплет, — да. Но теперь, когда вы в курсе, я спокоен.

— Не говори никому о том, что услышал от меня.

— Малышев сочтёт меня жалобщиком, — нахмурился я.

— Не сочтёт. Мы ему дадим прослушать ту запись.

— Всё равно он подумает, что это я специально спровоцировал его. Он так и скажет, что и не думал про какую-то там тысячу рублей. Он скажет, что я оговорил его.

— у нас есть ещё подтверждения. Сегодня была, так сказать, вишенка на торте.

Я снова дёрнул плечами. Помолчали глядя в окно. Салихов почему-то не заканчивал беседу.

— Насколько хорошие у тебя сложились отношения с Мироненко? — наконец спросил он.

Я удивился вопросу.

— Да, ни на сколько, — сказал я и покрутил головой. — Они у нас, скорее, были деловыми. Он высоко оценил проделанную мной работу. Обещал, если получится реализовать эксперимент, премию.

— Ленинского комсомола? Хм! Достойная награда. И, похоже, что ты действительно, достоин её.

— Вот жилой комплекс построим, тогда видно будет, — нахмурился я. — К нулевому циклу так и не приступили, а уже пора бы.

— Хм! Ты сам рвёшься вперёд и других увлекаешь, — это хорошо и правильно. Но Игорь Петрович на тебя жалуется. Говорит, что курить стал меньше. Времени, говорит, нет на перекуры.

Салихов рассмеялся.

— Курить — здоровью вредить! — буркнул я. — Лечишь его лечишь, а он курит!

— Да! Кстати про твоё лечение…

Салихов вроде как вдруг вспомнил о том, что хотел сказать, но я-то ведь чвствовал, что он не зря заговорил про Лебединца. Переход ему был нужен. Ну, я и помог немного первому секретарю парткома.

— Ты, правда, видишь болезни и можешь их лечить?

— Правда, Николай Гаянович. Игорь Петрович заключение врачей принёс, что…

— Да-да, я в курсе. Не посмотришь меня? Лечение, я слышал, процесс доглий, а смотришь ты быстро. Так говорят…

— Посмотрю, — кивнул я головой. — Правда мне отойти чуть дальше надо.

Я отшагнул на четыре шага и «включил» своё «другое зрение». Сердце, да. Желудок, да. Лёгкие… Курит, Гаяныч… Связки-суставы у них у всех, кто к полтиннику подходит, начинают расшатываться, но их можно и не трогать, сами восстановятся. А вот сердце… С сердцем у Гаяныча беда, да.

— С сердцем у вас серьёзные проблемы и с желудком. Я сейчас качну немного вас, не пугайтесь, если голова закружится. Лучше обопритесь на подоконник спиной.

Салихов отшагнул к подоконнику и даже положил на него руки. Я осторожно погладил его своим «щупальцем» по голове, подключая его верхнюю чакру к потоку. Вернее, слегка п приоткрывая её. Так Джуна делает, сведя над ней ладони. И так сделал я, отправив библиотекаря в нирвану.

— У-у-у-х, — выдохнул Салихов, краснея лицом.

Сердце я контролировал, помогая ему биться ровно. Щупалец у меня было мно-ого. Вот я и делал, что-то похожее на прямой массаж сердца, надавливая биополем и попадая в его ритм.

— У-у-у-х, — снова выдохнул Гаяныч, лицом розовея.

Я стоял, засунув руки в карманы брюк, чтобы случайно не сместить поля, и даже прикрыл глаза. Обычное зрение в таком случае даже мешало, отвлекая меняющимися за окном картинками.

— Пока всё, — сказал я, открывая глаза и прикрывая верхнюю чакру, прерывая таким образом, поток праны.

— Надо будет ещё посмотреть на вас сегодня, но если что, зовите обязательно.

— А если что? — спросил Салихов.

— Сердце у вас, — неопределённо сказал я, пожав плечами. — Врачи бы посоветовали вам покой и лечение. Кстати, таблетки, больше не пейте. Но давление и пульс меряйте сегодня. Особенно контролируйте пульс. Это просто. Но сердце теперь должно биться ровнее. Однако… Я не волшебник. Врачи и те, лечение назначают методом проб и ошибок, а тут я… Хе-хе… Со своим шаманством…

— Ты шаман? — удивился Салихов.

— Это я образно, — скривился я. —