Японская война 1904. Книга пятая - Антон Дмитриевич Емельянов

вопрос в лоб. — Скажу честно, у меня были мысли, что вы можете не выполнить приказ. Там, в Дальнем…

— У меня были мысли это сделать, — ответил Макаров. — Но России нарушение вертикали сейчас нужно меньше всего.

— Опасаетесь волнений? Последний крестный ход, наоборот, прошел максимально тихо.

— Опасаюсь. Спокойнее всего ведь перед бурей. А некоторые люди, увлекшись личными интересами, порой просто не понимают, куда могут завести пробужденные ими силы.

— Вы что-то знаете?

— Не то, чем мог бы поделиться, — Макаров развел руками.

Впрочем, Витте и так услышал достаточно. Когда генерал на дальнем краю империи столько знает о волнениях в столице — значит, они точно вышли за границы разумного. А ведь Витте не раз говорил почувствовавшим свою власть промышленникам, что они слишком спешат. Увы, люди, сумевшие так быстро сколотить капиталы, почему-то верили, что смогут так же быстро перекроить под себя и страну. А то, что лес рубят, щепки летят — бывает. Их же не коснется. А тут Макаров говорит, что коснется, и непонятно, то ли он на себя намекает, то ли просто видит что-то, чего они пока не замечают.

— Хорошо, пусть, — Витте не стал настаивать. — Вернемся к Японии. Почему вы против мира?

— Врага нужно добивать.

— Любой ценой?

— Иногда любой, но… — Макаров вздохнул. — Я понимаю, что сейчас не тот случай. И я также понимаю, что мир поможет довести 2-ю Тихоокеанскую до Порт-Артура и привести ее в порядок.

— Англичане были готовы атаковать нас после Гулльского инцидента, и государю пришлось пойти на уступки Франции и даже Германии, чтобы надавить на них. Скажу честно, возможно, нам было бы проще, если бы эскадры Рожественского просто не было.

— Забавно, — неожиданно Макаров рассмеялся. — В Англии fleet in being — флот самим фактом своего существования помогает давить на врагов и решать задачи. А у нас флот этим своим существованием только создает проблемы.

— Вы это из-за Алексеева, который не допустил вас до моря? Будет, — теперь уже Витте усмехнулся. Он не хотел признавать это, но разговор с генералом получался интересный. Честный, открытый, давно такого не было.

— Вы правы, наши моряки могут очень много. У нас бывали дни славы под Андреевским флагом в прошлом, будут и потом. А две эскадры… Если мы сможем их соединить, вы только представьте, как будет подгорать у наших врагов и союзников. 13 броненосцев в Азии! Кто еще может себе такое позволить!

— Подгорать? — Витте попробовал на вкус новое слово. Вульгарно, ярко, но интересно. Впрочем, это не меняло главного. — У Франции и Англии флот сильнее.

— Вы упускаете из виду, что мы, Россия, почти не зависим в Европе от моря. У нас есть там интересы, но не больше. Припечет — снова перегородим Финский залив минами, как в Крымскую, и больше нас нигде с моря и не взять. А что будет, если Англия или Франция настолько ослабят свой флот? Нет, они просто не могут позволить себе такой роскоши.

— Предлагаете мне подороже продать возвращение части наших кораблей? — усмехнулся Витте.

— В том числе. Однако я все же не думаю, что вы сможете договориться.

— Сомневаетесь во мне?

— Считаю, что мы стали слишком сильны, и наши враги с союзниками просто не могут себе позволить все так и оставить. И одна из причин, почему я так ничего и не сделал под Дальним — мы еще не готовы. Война точно продолжится, мы точно будем еще терять тут тысячи жизней, но… Мы с каждым днем становимся сильнее, и эти тысячи сейчас помогут потом сохранить миллионы.

— Вы опять про свою великую войну.

— Вы можете верить или нет, — Макаров только вздохнул, — но попробуйте посмотреть на мир не мерками 19 века или через розовые очки иллюзий, а с точки зрения того, что великие державы и их союзники сейчас делятся на два лагеря. Кто-то, опоздав к дележу пирога, требует свой кусок мира, кто-то защищает уже взятое, кого-то загоняют в рамки силой, кого-то деньгами… Подумайте.

— Я подумаю, — не стал спорить Витте. — Но, может, вы скажете мне, что сами планируете делать дальше?

— Воевать, — Макаров развел руками. — У меня все просто. Я — меч, это то, что я могу делать лучше всего. Поэтому я готовлюсь сражаться, чтобы любой враг знал, что на пути к мягкому мясу империи его всегда встретят.

— Я обратил внимание, — немного сменил тему Витте, — что вы раз за разом говорите о верности империи, но не Николаю. Вы не доверяете Николаю Александровичу?

— Мы не знакомы лично, так что я не могу составить свое суждение о государе. Но вы слышали мое суждение о вертикали, и разрушать ее перед грядущей войной я считаю огромной ошибкой.

— А, например, слухи об Александре Федоровне и ее связях с Германией вас не смущают? — Витте прошелся по грани с этим вопросом, но Макаров уже показал, что зря не болтает, так что риск был минимален.

— Немецкая принцесса, которая при этом с шести лет жила в Англии и кого королева Виктория называла любимой внучкой и Солнышком? Насколько я слышал, они с государем сначала на английском общались, так что если бы я подозревал какие-то связи, то совсем не с Германией. Но опять же, мы лично не знакомы, и поэтому я не могу говорить о каких-то качествах императрицы.

— Спасибо за честный ответ, — Витте на мгновение задумался, а потом задал последний вопрос. До этого разговора, если бы ему кто-то сказал, что он решится спросить подобное в лоб, Сергей Юльевич бы рассмеялся. А тут… — Сможете ли вы разбить японцев еще раз? И сможете ли сделать это, если их усилят наемными частями из, скажем, Индии и Филиппин?

Сергей Юльевич не сомневался, что генерал прекрасно поймет, кого он на самом деле имеет в виду.

— Да, — Макаров ответил быстро и четко, но потом добавил. — Однако мне нужно будет точно знать, на какую технику и оружие смогут рассчитывать наши враги в этом году. И в следующем. От этого будет многое зависеть, так что, если вы при случае поделитесь информацией, буду очень благодарен.

— Я… поделюсь, — кивнул Витте. После этого он бросил взгляд на так и не тронутые стулья