Царская дорога - Дмитрий Чайка

жидкую цепочку, которая обстреляла строй пехоты на том берегу. Щитоносцы почти не пострадали. И вроде бы они недалеко, но так уж очень много стрел впустую уходит. Побережем.

Заревела труба, и первые шеренги ассирийцев вошли в воду. Затренькала тетива рядом со мной, и из жуткой, смертоносной спирали, в которую превращается конное войско, полетели стрелы. Много их застревает в щитах, но много и находит свою цель. И тогда легкораненные воины возвращаются на берег, а раненые тяжело уносятся быстрым течением вместе с убитыми. До них сейчас никому нет дела. Ассирийские воины не смотрят по сторонам. Они прикрываются щитом, словно зонтиком от дождя, и упорно бредут к берегу. Им тяжело, ведь течение здесь довольно сильно.

Потери у ассирийцев большие. В воде не построиться как следует, а потому щелей в рядах пехоты полно. Убитые падают в реку, а туда, где открывается брешь, тут же летит стрела. Им нужно закрепиться на нашем берегу, но в этом-то и заключается проблема. Выстоять против конного лучника можно только в плотном строю, плечом к плечу, пока остальная армия переправляется через брод. И тогда, если сильный отряд зацепится здесь… если даст колесничим время собрать свои повозки и развернуться в конную лаву. Тогда у них есть неплохой шанс. Если…

* * *

Никогда еще отважному воину Бел-Илани не было так страшно, но сейчас тридцать поколений благородных предков взирали на него с небес, и он прогнал постыдное чувство. У него нет повода для страха, ведь он не нищий землепашец. У него отличный шлем, украшенный позолотой, доспех из бронзовой чешуи и роскошный воинский пояс. Не будь всего этого, он был бы уже убит несколько раз. Две стрелы чиркнули по шлему и с обиженным бульканьем ушли в воду. Еще одна ударила его в плечо, совсем рядом с незащищенной шеей.

— Навесом бьют, сволочи! — скрипнул он зубами.

Он встал во вторую шеренгу и продвигался вперед только тогда, когда стоявший впереди сделает свой шаг. А вот шли его воины довольно медленно. Течение и летящая с небес смерть не способствуют быстрому бегу.

— Да вперед же! — заорал Бел-илани, который вдруг оказался в первом ряду. Стоявший перед ним со стоном опустился в воду и захлебнулся прямо у него на глазах. Тело, которое потащило течением, билось о чужие ноги, но до него никому больше не было дела.

А ведь я знал его почти двадцать лет, — царапнула вдруг хранителя печати несвоевременная мысль. — Надо будет потом найти всех и похоронить достойно.

— Сомкнуть ряды! — заорал он, и войско кое-как начало собираться в ощетинившийся копьями кулак. Первые ряды уже почти подошли к берегу, и тут течение оказалось довольно спокойным.

— Вперед! — орал он, ногой отпихивая тело того, кто только что прикрывал его справа. В открывшуюся брешь немедленно влетела стрела, ударила его в пластину панциря и отскочила в сторону.

— Неправильная война! — шептал он искусанными в кровь губами, видя, как падают один за другим те, кого он привел на эту битву.

Семьи этих людей столетиями служили его собственной семье. Они гибли на его глазах, будучи не в силах дать ответ врагу. Они шли через проклятый брод всего несколько минут, но для него это время превратилось в вечность. Оно стало медленным и тягучим, как мед. Только вкус его не был сладким. Он был соленым, подобный свежей крови. Бел-илани знал, что вслед за ним уже идут тысячи воинов, которые стрелами отгонят проклятых всадников. Он знал, что вслед за щитоносцами пойдут лучники, которые обмотали головы запасной тетивой и подняли вверх свое оружие. Но он знал и другое. Все те, кто сейчас идет вместе с ним, умрет, не пройдя и полусотни шагов от кромки воды. Прямо сейчас они покупают своими жизнями возможность для остальных. Он ведь сам вызвался на это. И тогда в безумном исступлении знатнейший воин Ассирии бессильно заорал, глядя в равнодушное небо. Небу было плевать.

* * *

— Да, крепкие ребята, государь! — с веселым удивлением сказал Тарис, который подскочил ко мне на своем коньке. — В первых рядах, считай, всех положили, а они все идут.

— Вижу, — коротко ответил я.

Я стоял на небольшом пригорке, приложив ладонь ко лбу. Зря Тарис радуется. Убили и ранили от силы три сотни, но прямо сейчас многотысячная орда, не обращая внимания на потери, вступила в реку, сделав ее серебристые воды совершенно черными. Наши стрелы летели густо, собирая свою кровавую дань, но все равно, это было ничто.

— Лучники строятся! — скомандовал я, когда первые стрелы полетели в сторону моих парней. — Отход!

Мне плевать на ассирийскую пехоту, которая сейчас запрудила берег и начала понемногу огрызаться. Я обязан не допустить одного: ассирийцы не должны перевести через реку своих коней и собрать колесницы. В этом случае победа, которая у меня почти в кармане, может обернуться огромными потерями. А армия Ашшур-Дана, которая должна остаться здесь, потащится дальше, до самого Угарита. Они не остановятся. Есть сотни способов выманить медведя из берлоги, но не существует ни одного способа засунуть его обратно. Впрочем, я и не собирался.

— Скачи к царю Кузи-Тешубу, — повернулся я к адъютанту. — Скажи, что ему пора оросить землю древней страны Митанни реками ассирийской крови. Бессмертные боги и духи предков смотрят сейчас на него с небес. Только ему покорится крылатый диск Ашшура. Запомнил? Не вздумай сократить ни слова! Доли в добыче лишу!

Войско хеттов стоит в получасе отсюда. И да, мой будущий родственник именно таков. Он, оказывается, он тщеславен и очень любит высокий штиль. Я уже обещал, что про этот бой сложат целую поэму. Он так обрадовался, что я почти пожалел об обещании отдать ему Харран. По-моему, он согласился бы и так.

Гигантское войско все еще переправляется и, как я и надеялся, царь Ашшур-дан оказался адекватным человеком. А это значит, что конницу он повел в последних рядах. Пока пехота будет умирать, знатные воины запрягут своих коней и выедут на простор. Тут широко, им есть где развернуться.

— Царь Ашшур-Дан на том берегу, Тарис, — показал я на штандарт в виде длинного шеста с крылатым диском на верхушке. — А теми, кто переправился, командует вот тот!

И я указал на знатного воина в роскошном доспехе и сверкающем позолотой шлеме. Я запомнил его, ведь он шел через реку в первом ряду.

— Я