Царская дорога - Дмитрий Чайка

сам его сниму, государь, — заявил Тарис и ускакал, прежде чем я хоть что-то успел сказать.

— Ну, мальчишка! — выдохнул я сквозь сжатые зубы. — Пацан! Порисоваться захотел, кретин! Я тебе устрою, когда вернешься!

Тарис — великолепный лучник, один из лучших во всем войске. Будет жаль, если укокошат дурака. Впрочем, он в линотораксе и в хорошем шлеме, пусть и не в таком роскошном, как ассирийский вельможа. И конь его укрыт попоной.

Трибун влился в спираль конных лучников, которая не останавливалась ни на минуту, пока ассирийцы строились, и вдруг замер, не обращая внимания на летящие в него бронзовые жала. Он натянул лук, поймал цель и выпустил стрелу, которая ударила ассирийского аристократа прямо в лицо. Превосходно! Ассириец задохнулся криком и упал, а Тарис с хохотом поскакал дальше, поливая стрелами ряды вражеской пехоты.

— Перехвалил я тебя, — хмуро заявил я сияющему, словно медный таз парню, который встал рядом со мной. — Я не говорил, что его нужно пристрелить. И уж точно ты не должен был делать это сам. Еще одна такая выходка, и пойдешь командовать десятком. Да и десятка для такого, как ты многовато будет. Понял меня?

— Да, государь, — Тарис нервно сглотнул и поник, сразу же растеряв весь свой задор. — Больше не повторится.

— Вытащи их на поле, — резко сказал я понурому трибуну. — Хотя бы на тысячу шагов. Вот был у ассирийцев человек, который повел бы их в бой. И кто это теперь сделает? А?

— Вон тот! — Тарис указал еще на одного аристократа, который, судя по стекающим с плаща каплям, только что переправился на наш берег.

— Как только они отойдут, — сказал я, — отрежь их от реки. А в лоб им ударят хетты. А вот, кстати, и они! Рановато, конечно, ну да ладно. Царь царей Кузи-Тешуб не утерпел и примчал за своей славной победой. Тьфу ты, как невовремя!

А ведь я еще никогда не видел, как несколько сотен хеттских колесниц идут в атаку, понемногу набирая ход. Оказывается, это незабываемое зрелище.

Колесницы хеттов — танки Бронзового века. Расхожая фраза, не наполненная смыслом до того самого момента, пока не увидишь этого сам. Империя Лабарны могла выставить на пике до трех с половиной тысяч колесниц, у Кузи-Тешуба едва ли в десять раз меньше. И все равно вид сотен повозок, разворачивающихся в лаву, страшен до невозможности. Хетты могут бить с колесниц из луков, а могут проламывать строй пехоты, разя с повозки длинными копьями. В экипаже три человека: возница, знатный воин и щитоносец. Они тренируются вместе много лет и, кажется, даже дышат в унисон. Кони, запряженные в колесницы, не годятся под седло. Они невысоки, но крепкие и выносливые. Они укрыты попонами, на которые нашиты железные бляхи. И кони эти не боятся пехоты, ощетинившейся копьями. Они спокойно идут прямо на нее.

Бестолковый, рыхлый строй ассирийцев, которые все еще вылезали из реки, вздрогнул и застонал как раненый зверь. Сотни колесниц ударили во фланг, смяв его в мгновение ока. Конная упряжка пробивает себе дорогу, топча полуголых людей, а копья экипажа разят на две стороны с методичностью швейной машинки. Тяжелая хеттская колесница — это вершина военной эволюции. Одни оси из самшита, намертво соединенные с колесами, чего стоят. А хомут, мягко обнимающий конскую шею? Да, рано мы списали колесницы в утиль, они себя еще покажут. Правый фланг ассирийского войска смят и панически бежит в сторону реки, получая в спину наши стрелы. Но вот левый фланг и центр тоже почему-то пятятся назад, отступая в полном порядке.

— Колесницы не стали переправляться, государь! — почтительно произнес остроглазый Тарис. — И царь тоже. Они строят войско на том берегу. Как будто хотят прикрыть отступление.

— Они бегут! Трусы! — мимо меня пронесся на колеснице Кузи-Тешуб, потрясая окровавленным копьем. — Мы сбросили их в реку!

— Они уходят? — задумался я. — Но почему? У них все не так плохо. Мы ведь еще даже толком не начали, но они ведут себя так, как будто не хотят больше воевать. Как будто им ударили в спину. Но кто бы это мог сделать?

Глава 14

Еще месяц спустя. Год пятый от основания Храма. Месяц десятый, Гефестион, богу-кузнецу посвященный. Окрестности г. Ашшур. Ассирия.

Чудовищная по размерам армия Элама тащится на север вдоль берега Тигра, разоряя все на своем пути. Царь Шутрук-Наххунте, пылающий праведным гневом и жаждой наживы, не стал звать на эту войну князей юга. Уж больно долго ждать, когда из далекого Аншана придет армия. Это ведь месяца два-три, не меньше. Потому-то царь призвал только воинов Сузианы и прилегающих областей, собрав в поход тысяч пятнадцать-двадцать. Точнее сказать не смог бы никто, потому как никто этих воинов и не считал. Жалования им не полагалось, еды тоже, так зачем писцам утруждаться. Воюют здесь за добычу, а едят то, что возьмут по пути. Вот поэтому дорогу, по которой прошло войско эламитов, можно было спокойно увидеть с высоты птичьего полета. Вся она усеяна мертвыми телами и обгорелыми руинами деревень, до самых ворот Ашшура, который взяли в осаду.

Горе и разорение принес сюда царь Шутрук, но его каменное сердце не знает жалости. Толпы рабов и скота увели в Сузы, и еще больше добычи ожидается впереди. Там, в сердце Ассирии, его ждут нетронутые города, полные добра. Ашшур, Арбела, Нимруд, Ниневия… В этих землях уже лет десять не было войны, и даже крестьяне успели обрасти жирком. Огромный лагерь встал у стен столицы Ассирии, которая заперла ворота. Великий плач стоит над всей землей, и только двое здесь довольны своей жизнью. У них все идет просто отлично…

— Это уже третий рейс, драгоценный муж мой, — с удовлетворением заявила Цилли-Амат, глядя, как растет на палубе корабля куча награбленного добра, а количество кувшинов с брагой из фиников, напротив, стремительно уменьшается. Кулли купил себе право торговли, и все это время брел за войском, совмещая полезное с приятным. Ему все равно нужно было идти до самого Ашшура, чтобы получить назад своих верблюдов. Так почему бы попутно не поторговать. У него немалая свита: приказчики, охранники и погонщики. И их всех нужно кормить.

— Больше не приходи сюда, — сказал, подумав, Кулли. — Достаточно заработали. Я получу своих верблюдов и уйду, а на этих землях будет настоящий ахейский