Шарлатан 3 - Квинтус Номен

ничего интересного сообщить не мог: Владимир Михайлович со мной обсуждал совсем другие вопросы.

И совсем уже «третьи» вопросы заботили меня, в основном касающиеся учебы. То есть не учебы как таковой, а «направления учебного процесса» в интересующую меня сторону. В чем мы уже плотно начали «сотрудничать» с Юрием Исааковичем: он теперь чуть ли не половину своего рабочего времени проводил за решением сформулированных мною задач. Ну как сформулированных: я ему просто рассказал кое-что относительно «оптимальных схем построения вычислительных машин». Не совсем, конечно, оптимальных, но на нынешнем этапе развития конструкторской мысли в этом направлении они позволяли получить нужный результат с гораздо меньшими усилиями. То есть я так думал, хотя очень скоро понял, что в чем-то серьезно ошибся: я-то предложил для начала реализовать что-то вроде «упрощенного» RISC-процессора с восемью арифметическими командами, двумя для переходов и четырьмя для обращения к памяти – а оказалось, что в машине Брука (которая была вообще-то самым первым советским компом) команд вообще было только семь!

Еще я «ошибся» насчет элементной базы: мне Мария Тихоновна сказала, что на «Светлане» серийно производятся (причем еще с довоенных времен) маленькие электронные лампы, прекрасно работающие на частотах до шестисот мегагерц. У них, правда, был один заметный недостаток: срок службы у них было… такой же, как и у всех других радиоламп – но для начала «и так сойдет». Вот что мне в товарище Неймарке понравилось очень, так это бьющий через край энтузиазм и умение «заражать» этим энтузиазмом народные студенческие массы, так что уже к концу февраля в университете больше половины студентов в той или иной степени приняли участие в разработке «собственного компа». Я тоже участие принял: достал для университета шесть тысяч этих самых радиоламп…

А еще я составил (сам, тут пришлось мозги напрячь очень сильно) разработал логическую схему будущего агрегата. Совсем логическую, по сути – почти что «релейную», где «простыми двоичными элементами» моделировались устройства, выполняющие ту или иную команду. Правда, как эти «логические блоки» перевести в электронные схемы, я и понятия не имел – но народ-то такому учился, и учился у людей, которые это знали!

Все же, подозреваю, никто бы (включая Юрия Исааковича) даже не почесался бы заняться такой работенкой – но я «придумал» память на ферритовых сердечниках и не просто придумал, а даже договорился с заводом, выпускающим ферриты для горьковской радиопромышленности, о том, что они – специально для меня – изготовят «полную трехлитровую банку» таких сердечников диаметром по миллиметру. Та же Мария Тихоновна, когда я ей показал «придуманную мною схему», подтвердила, что «это должно работать», а затем, узнав, что производство сердечников уже запущено, поинтересовалась:

– Вот скажи мне, Шарлатан: ты всегда сначала делаешь, а потом думаешь, будет ли это работать? Не дожидаясь результатов исследований?

– Я так вообще никогда не делаю. Я сначала думаю, как что-то будет работать и куда это в работающем виде можно будет деть – а потом просто пробую, как оно на самом деле получится. Ведь если не попробовать, то и узнать не выйдет, чушь я придумал или что-то действительно работающее, а исследовать что-то в уме я просто не умею, мне это в руках подержать обязательно нужно.

– Ну да… правда, если мне память не изменяет, чушь ты еще ни разу придумать не смог. И, кстати, Григорий Алексеевич Разуваев так же теперь думает: он сказал, что придуманный тобой способ нанесения очень тонких металлических покрытий выглядит очень интересно. Тогда последний вопрос: ты всерьез хочешь новый завод радиоламп строить?

– Уже не хочу, завод вторую неделю как строится.

– А если у нас разработать нужные тебе лампы просто не получится?

– Откровенно говоря, я не думаю, что у вас что-то не получиться может. Но если вдруг – а чудеса иногда все же случаются – то я любом случае я еще ни разу не видел, чтобы пустые цеха не пригодились для устройства в них какого-нибудь производства. Не получится радиолампы там выпускать, так будем производить чайники или микроволновки.

– Микроволновки? Это что?

– Ну, до войны еще какой-то дядька придумал у нас, в Горьком, нагревательный прибор на магнетроне делать, микроволновая печь называется.

– Я что-то об этом слышала, американец, вроде Спенсер его фамилия, после войны такую изобрел.

– Ага, как же! Я в нашей патентной библиотеке наш патент нашел, тридцать шестого года. Магнетрон придумал швейцарский немец, а конструкцию печки у нас в Горьком изобрели. Кстати, нужно будет в любом случае их производство наладить… Но вы все же лампы-то нужные изобретите!

– С клистроном мы уже теоретическую часть проработали, в следующем месяце попробуем лампу на пять киловатт изготовить уже. То есть делать ее начнем, а вот с миниатюрными лампами я, честно говоря, причин возиться не вижу, их же на «Светлане» достаточно выпускают.

– А я придерживаюсь другого мнения. Вы с Разуваевым-то еще раз поговорите, пусть он и для катодов маленьких ламп процесс нанесения рениевых покрытий отработает, а то чего он всякие реактивы-то портит! А если еще что-то придумать относительно золочения сеток и анода…

– А это зачем?

– Сдается мне, что это сильно шумы уменьшит и ресурс ламп увеличит…

По поводу увеличения ресурса у меня были глубокие сомнения, но в бытность мою в Заокеании общался я с нашим разработчиком каких-то геологических датчиков, который раньше работал в компании Макинтош Лаб. Не в той, в которой Джобс компы делал, а в компании, производящей звуковые системы высшего класса (и которая даже называлась по-другому: McIntosh Lab) – и вот он рассказывал, что работая там, он как раз занимался разборкой радиоламп со «Светланы», которая у тому времени оставалась единственной в мире фирмой по их серийному производству (единственной, о существовании которой за границей известно было), и в лампах как раз золотили сетки и аноды перед тем как собрать их обратно. И занимались они этим, чтобы улучшить какие-то характеристики и увеличить долговечность буквально в разы, если не на порядки: переработанные таким образом лампы за десять тысяч часов наработки вообще никак не деградировали. А если сейчас получится получить хотя бы примерно такие же результаты, то будет просто прекрасно: я все еще помнил, что наработка ламповых ЭВМ на отказ составляла буквально часы из-за того, что какая-то лампа в них (из многих тысяч) просто перегорала и агрегат прекращался в большую электрическую печку…

А с рением получилось вообще смешно: я направил заявку в определенную организацию с просьбой «выделить