Шарлатан 3 - Квинтус Номен

качестве, скажем, награды за ранее сделанное, ведь интересная работа на пользу людям – сама по себе награда.

– И каким же людям принесет пользу, скажем, пятикиловаттная пушка?

– Например мне. И очень многим другим людям – но вы ведь сами сказали, что результаты научных исследований непредсказуемы с точки зрения практической полезности. Поэтому пока пользу будет только мне, а вот остальные… остальные подтянутся. Когда где-то начинают людям пользу раздавать, всегда такая очередь образуется!

– Ну ты и болтун! – рассмеялась Мария Тихоновна.

– Я Шарлатан, у меня работа такая. Я делаю вид, что в чем-то разбираюсь и люди мне верят, хотя сами разбираются куда как лучше. И делают как раз то, что мне надо – а раз уж так сложилось, что мне надо, чтобы людям лучше жилось…

– Ну да, Шарлатан и есть, я теперь поняла, откуда тебе такое прозвище взялось. Ладно, пойду я, а сумму прописью я тебе завтра принесу, нормально будет? И еще: когда тебе пушка-то нужна будет?

– Можете с ней особо не спешить. Я могу и до конца каникул потерпеть…

В начале февраля Лаврентий Павлович, рассказывая Иосифу Виссарионовичу об очередных достижениях своего основного ведомства, мимоходом заметил:

– Кстати, Шарлатан наш в университете за счет КБО инициировал сразу три новых исследовательских программы, причем две из них крайне… недешевых. Не безумно дорогих, конечно, но по одной из них КБО приступает у строительству нового завода в Семенове.

– И о чем эти программы?

– Мне кажется, что лавры киевских математиков ему покоя не дают: там собираются свою вычислительную машину строить. Впрочем, специалисты Акселя Ивановича эту программу оценивают как весьма интересную и перспективную, но заложенные на ее реализацию Шарлатаном сроки смотрят более чем скептически.

– Ну, пусть смотрят: Шарлатан за год жилья в стране выстроил столько же, сколько без него и за пять лет не выстроили бы. А если он и здесь…

– А он сам-то в программах этих вообще участия не принимает, просто протолкнул через централизованную бухгалтерию УБР+О финансирование этих программ.

– Ну, допустим, дома он тоже не сам строил… Он из бюджета хоть что-то на эти программы уже попросил?

– Нет.

– Тогда… тогда мы просто посмотрим, что и когда у него получится. Потому что, мне кажется, что он опять кому-то серьезно так наврал, а вот что он на самом деле хочет получить… мы посмотрим, время у нас еще есть. Хотя и не особо много…

Глава 9

В феврале началась обычная уже учеба в институте, а в области потихоньку стали запускаться выстроенные за прошлое лето и осень новенькие предприятия. И это – я имею в виду торжественные пуски заводов и фабрик – очень мне в учебе мешало. Потому что почти на каждое такое мероприятие приглашали меня (в качестве «почетного гостя»), и от некоторых приглашений было просто невозможно отказаться. От некоторых, но и таких было что-то многовато. Например, от визита на новенький (и совершенно артельный) не особо большой завод со скромным названием «Лимузин» в городе Семенове.

Завод был действительно небольшой, но его выстроили при поддержке лично товарища Киреева, да и продукцию он должен был выпускать не самую простую, причем к появлению которой я имел самое непосредственное отношение. Я парням с Павловского автобусного просто взял и нарисовал «современный автомобиль», который, по моему мнению, должен был заменить «ЗиМ-12». Ну нарисовал и нарисовал, а ребята картинку со всех сторон посмотрели, пошли с ней к Сергею Яковлевичу. Он тоже на нее посмотрел, потом посмотрел на стоящую под окнами «Векшу», на которой павловцы в Горький приехали. И произнес фразу, после которой все и завертелось:

– А что, мне нравится. Вот только денег у меня нет, фондов свободных тоже нет. Единственное, чем смогу помочь – так это с ивановцами договориться, чтобы вам нужный пресс изготовили сверх плана, так что если средства изыщите…

Средства павловцы изыскали довольно быстро, хотя и очень нетрадиционным способом. То есть все же традиционным: объявили очередной «коммунистический субботник» продолжительностью в пару месяцев и, работая по десять часов в сутки, изготовили полторы сотни «лишних» автобусов. Но совершено «голых», даже не покрашенных, и изготовили они их по заказу артели со скромным названием «Спецтранспорт». Дело в том, что даже в стране Советов люди постоянно, с упорством, достойным лучшего применения, умирали от самых разнообразных причин, и за год это проделывало довольно много граждан: например, за сорок девятый умерло два миллиона без четверти человек. И всех их нужно было похоронить – а вот эта артель на базе павловских автобусов изготавливала катафалки. Которые, между прочим, продавались по цене заметно большей, чем стоил новенький пассажирский автобус. Потому что там даже специальный кондиционер в салоне стоял (забавный такой, на воде работающий – но работающий) – и вот денежек от продажи «сверхплановых» катафалков как раз на постройку завода и хватило. Завод-то действительно маленький был: два относительно больших цеха, один маленький – там «отделочными работами» занимались, то есть сиденья делали, детали обшивки салона, прочие мелкие мелочи. А лимузины (которые по моему предложению окрестили «Чайками») собирали на стапелях: их в сборочном цеху сразу двенадцать штук разместили. И двадцать второго февраля как раз первый полностью собранный лимузин из этого цеха и выкатили.

На «мою» (то есть из прошлого будущего) «Чайку» он только цветом был похож: его тоже черным сделали. А так я даже не знаю, с чем его сравнить: на морде было четыре фары, капот был плоским, вроде как у ЗиЛ-114, а задница и особенно задние фонари все же именно как у «моей» Чайки были. И делался кузов этого чудища отечественного автопрома из трехмиллиметрового стального листа. То есть не весь, конечно, кузов, а только кабина, да и лист был не простой, а такой, какой в Кулебаках во время войны в основном катали. То есть броневой, а весь перед и багажник делались из простой холоднокатаной миллиметровой стали: эти детали должны были при аварии сработать амортизаторами. Но все равно махина получилась тяжеленной, и чтобы она могла передвигаться без посторонней помощи, в нее воткнули мотор, который на Маринкином заводе делался, правда, с ограничителем мощности, так что максимум, что моторчик на авто мог развить, составляло двести двадцать сил на восемьдесят восьмом бензине.

А если бензина было