Товарищи ученые - Петр Алмазный

отметаю, она и слыхом не слыхала ничего подобного. Значит, остается сам Семеныч! Вот и думай, что за романтическая душа прячется в этой хомячьей оболочке…

Ребята еще поржали, поострили, а я вспомнил, что в придачу ко всем талантам у Сашки Фрэнка имелся дар пародировать голоса, хоть со сцены выступай. И родилась во мне одна идея… Повернулся я к нему — и страшно удивился.

Все болтали, пересмеивались, а Фрэнк сидел с лицом настолько отрешенным, что в первый миг мне захотелось глаза протереть: а это вообще он⁈ Вообще ведь он такой рубаха-парень, балагур… А теперь будто другой человек передо мной. Он словно в кому впал — глаза остекленели, челюсть отвисла…

Но длилось это только несколько секунд. Фрэнк вздрогнул, будто проснувшись, и передо мной вновь появился знакомый весельчак.

— Ты что, Макс? — подмигнул он мне хитро. — Сказать что-то хотел?

Глава 2

— Хотел, — сказал я. — Есть идея. Слушай, ты же Рыбина пародируешь прямо один в один!

Михаил Антонович Рыбин, завхоз Сызрани-7, был близким приятелем и порой собутыльником Кондратьева.

— Ну, Рыбин! Что там Рыбин! Я любого могу. Хочешь, тебя изображу?

— Потом. А Рыбина сейчас. Вот слушай…

И я изложил ему свою задумку.

— Толково, — оживился Сашка. — Сделаем!

— А если он перезвонить додумается? — возразил Володька. — Перепроверить!

— Это вряд ли, — возразил я. — Не переоценивайте его интеллект. И ошарашить так надо, чтобы мозги отшибло. А кроме того, Рыбин наверняка к соседу пошел в преферанс играть. Они там по субботам всегда пулю расписывают.

— Точно! — подтвердил Гоги. — Меня один раз пригласили. Ну, я их на пять червонцев и вынес! Больше нэ звали.

— Звоним! — решился Санька.

Сызрань-7 была снабжена маленькой, но автоматической телефонной станцией. Никаких коммутаторов, никаких телефонисток, набираешь четырехзначный номер — и пожалуйста. Прогресс!

— Семеныч? — произнес Фролов абсолютно голосом Рыбина. — Здорово, здорово… Как сам? Нормально, говоришь? Ну, не знаю, не знаю. Ты, говорят, двоих парней надул с оплатой? Они тебе поработали, а ты им кукиш? Эх, Семеныч, ну попал ты в историю! Слушай, только тебе, по-дружески. Один из них, Скворцов, он знаешь кто?.. Конь в пальто? Да нет, Семеныч, это ты теперь конь, только без пальто. Он самому Брежневу родственник, понял? То есть, не самому Брежневу, а жене его, Виктории Петровне, понял? Внук ее сестры. Откуда знаю? Да от Стаканыча. Шепнул по пьяному делу, потом просил-умолял, чтобы я никому ни слова. Ну я и никому, только тебе по дружбе…

«Стаканыч» — Николай Степанович Трунов, начальник отдела кадров, старый знакомый как Рыбина, так и Короедова. Старый КГБ-шник, естественно.

— Вот такой Гондурас, Семеныч. А вдруг парень обиделся? Смотри… Не знаю, но я бы на твоем месте как-то ситуацию поправил бы.

Насчет «Гондураса» — в самую точку. Завхоз прибегал к названию латиноамериканского государства в тех случаях, когда требовалось обозначить настолько экстремальную ситуацию, для которой в принципе трудно подобрать слово.

Кондратьев поверил и ужаснулся. Трубка отчаянно затарахтела. Фрэнк слушал, кивал, надменно ронял голосом Рыбина:

— Да вроде нет его дома сейчас. Тут этот доктор из отпуска приехал, как его… Ну, грузин-то… Да, Минашвили, точно! Все забываю фамилию. Так вот как будто у него они, приезд отмечают. Ага… Ну, смотри сам. Решай сам. Ладно, пока! Будь.

И положил трубку. Посмотрел на нас — и расхохотался:

— Ну, каково⁈

— Блеск! — искренне ответил я. — Не отличишь. Ну и что наш главснаб?

— В диком стрессе, — кратко резюмировал Сашка и передразнил: — Да ты что⁈ Да правда, что ли?.. Между прочим, Рыбин для него авторитет, это сыграло тоже. — Думаю, минут через десять будет здесь. С деньгами и извинениями. Ну а нам еще по чуть-чуть не помешает!

И тут же грянул дверной звонок. Мы изумленно переглянулись.

— Он что, на метле прилетел? — пробормотал Володька.

— Сейчас посмотрим, — Гоги пошел открывать. Мы услышали щелчок замка веселый голос:

— Не ждали? А мы приперлися! Незваный гость хуже Татаренко! — и жизнерадостный хохот.

— Надо же, — сказал Володька. — Вот нюх! Как будто у ищейки.

Это был еще один мой друг и коллега, из одной лаборатории с Сашкой — спец по электронному оборудованию Ярослав Татаренко, весельчак и жизнелюб, душа многих компаний.

— Ну, так и есть! — входя в комнату, вскричал он. — Яр, сказал я себе! Где могут быть твои друзья в субботний вечер? И неумолимая логика привела меня сюда… Ого, коньяк! Жорж, это привет из солнечной Грузии?

— Канэчно, дарагой. Присаживайся!

Электронщику очень нравилось слышать о себе: «Яр» или «Ярый», и он категорически не желал называться «Яриком»:

— Ярики в шортиках с помочами бегают! Пройденный этап!

А в целом он был парень толковый, позитивный, и в научном плане — светлая голова.

Присел он, выпили еще по одной, потрепались о делах насущных — и минут через десять входной звонок отчаянно затрещал.

Мы невольно рассмеялись. А Володька подколол меня:

— Ну, теперь тебя в зятьях быть! Семеныч такого туза не упустит.

— Поживем — увидим, — сказал я, слыша, как Георгий отпирает дверь.

— В-ва, Ипполит Семенович! — донеслось из коридора. — Какими судьбами⁈

— Да вот, в гости, — торопливо залопотал Кондратьев. — Хотел зайти! То есть…

Здесь он запнулся, а интерн безжалостно переспросил:

— То есть?

— То есть это… У тебя же в гостях эти, Мечников со Скворцовым?

— А ви откуда знаете? — с почти неуловимой иронией осведомился Минашвили.

— Слухом, слухом Земля полнится, — вновь заспешил снабженец. — Так это, пройти-то можно?

Квартиросъемщик сделал крохотную паузу — и царственным тоном позволил:

— Входите.

Ипполит Семенович сменил пижамную амуницию на очень приличные, свежие, светлые рубашку и брюки. Футболки и джинсы он не носил из принципа, считая все это тлетворным влиянием Запада. А легкие ситцевые и льняные брюки — пожалуйста. Между прочим, в двадцать первом веке такие брюки выглядели бы эксклюзивным шиком. А тут — самый рядовой наряд.

— Добрый вечер! — провозгласил он. И тут же добавил: — С приятным времяпровождением вас!

— Спасибо, — чуть сварливо ответил Володька. — Но могло быть и лучше! Если бы гонорары платились вовремя.

— Да, да, да, — зачастил гость, — понимаю, конечно, понимаю.