Амлет, сын Улава - Адель Гельт

в который раз переизбирается его мирным вождем, - напомнил Улав. - Напугать меня непросто, ума же и опыта не занимать и мне: давай бороться с бедой сообща.

Я воспрял духом: отец ведь полностью прав!

Уши мои встали торчком, морда растянулась в выражении почти довольном, но все же немного виноватом, хвост, обретя будто собственную волю, принялся радостно охаживать меня же по бокам.

- Все тебе расскажу, отец! - посулил я. - Только вот с какого дня?

- Начни с того, о чем я не знаю, - усмехнулся мирный вождь Исафьордюра.

Знать не знал, чего не знает отец, потому решил дать ему знать обо всем: говорил долго, успел устать и даже немного проголодаться.

Что интересно: все это время Хетьяр, сын Сигурда, прозванный при жизни Строителем, молчал: то ли заинтересованно слушал, то ли опять был занят чем-то таким, чего, по здравому рассуждению, стоит не знать, но опасаться.

Но, стоило мне закончить речь…

- Надо же, как интересно, - ехидный голос возник, как всегда, где-то внутри головы. – Думать не думал, что на всё это можно посмотреть с такой точки зрения… Положительно, сказывается разница культур и времен… Да. - Дух-покровитель широко зевнул: во всяком случае, звук этот был похож именно на зевок.

- Мне одно непонятно, - продолжил Хетьяр со значением. - Почему старый дурак так испугался оставить тебя в городе еще хоть ненадолго, и буквально выгнал прочь, да еще вместе с отцом… Что должно произойти с тобой этой ночью?

А я и не догадывался. А мне стало интересно. А я возьми и спроси отца. А он возьми, да ответь.

- Ты не видел, пока было совсем светло, мха красного цвета? - никто и не обещал, что ответ отца будет понятен, во всяком случае, сразу. - Взор твоего отца уже не столь остер, как когда-то, и многих обыденных вещей вокруг я просто не замечаю…

Мох я видел, и совсем недалеко, для этого вполне хватало белесого света летней полуночи: как раз сейчас наша кобыла, оставшаяся, почему-то, безымянной, заинтересованно косилась на довольно приличную его, мха, кучу, облепившую большой камень. У этого камня, как дорожной вехи, мы и остановились на ночевку.

- Возьми деревянный нож, сын, - отец протянул мне длинный и узкий мешочек. Внутри мешочка действительно оказался нож, вырезанный из какого-то дерева, твердого и прочного до изумления. - Красный мох нельзя собирать железным ножом, развеешь гальдур, и руками тоже нельзя, проявишь неуважение.

- Отец, сколько того мха нам сейчас понадобится, и для чего? - проявлять неуважение мне не хотелось, а хотелось, наоборот, сделать все правильно, поэтому я решил спросить и спросил.

- Здесь ведь как: лучше чуть больше, чем немногим меньше, - туманно ответил Улав, правда, сразу поправился: - Срежь кусок размером с две свои ладони, этого и достанет.

Мох, за неимением нарочитого котелка, варили по-походному: бросали в глиняный горшок, наполненный немного теплой водой из родника, камни, раскаленные в костре. Обычно так варят суп или еще какую похлебку те, у кого походный скарб скуден неимоверно: даже котелка не нашлось в дырявой котомке!

У нас котелок был, но брать его было нельзя. Дорога предстояла долгая, варить пищу в той же посуде, в которой хоть раз сгустили гальдур над зельем… Люди придумали много способов убить себя куда быстрее и проще.

Вода все не хотела закипать, потом, закипев, отказывалась остывать. Я, было, предложил выстудить горшок, закопав его наполовину в землю, но отец запретил, и его неожиданно поддержал Хетьяр.

- Если я правильно понимаю истоки ваших алхимических традиций, - принялся урезонивать меня дух, - такое зелье должно остыть совершенно само. Иначе, наверное, не будет толку, или он будет, но не таков, как требуется.

Между прочим, я так еще и не понял, что именно должно делать сваренное на скорую руку: о том и сказал отцу.

- Спроси у своего духа, - отец уже давно догадался, чем именно я занят в редкие случаи, когда как бы смотрю внутрь себя, - уверен, он ведает и о том.

- Тут даже знать не нужно: легко догадаться, - Хетьяр оказался тут как тут. - Сегодня ночью, или, наверное, рано утром, тебя должно немного… Как это… - дух будто задумался. - Трясти. Тебя должно трясти, как в лихорадке или вроде того. Ничего, кстати, хорошего, и куда хуже, чем простуда.

- Да уж, - согласился я внутри себя. - Лихорадкой я болел, помню, снова не хочу!

- Тут не в том дело, чего ты хочешь: дело в происходящем. Сегодня у тебя должна состояться малая инициация… - Я остекленел непонимающим взором, и дух это будто понял. - Говоря проще, проснется твоя собственная, не заемная, суть!

- Пробуждение сути — это очень хорошо, - вдруг подхватил отец, до того будто к чему-то прислушивавшийся. - Как мне доподлинно известно от людей старых и мудрых настолько, что врать не хватает уже их невеликих оставшихся сил, таковое пробуждение случается нечасто: почти девять из десяти знатных скальдов не имеет проснувшейся сути! Петь им это, однако, не мешает.

- Раз суть — это хорошо, - не понял я, - почему и зачем вот это вот все?

- Пробуждение сути — это было бы хорошо, если бы не страхи и беды, с ним связанные, - отец становился все более задумчив, и, наконец, произнес: - теперь, кажется, я понимаю опасение Белого Лиса и даже его страх: он боится не справиться… Так, хватит об этом!

Отец протянул мне давешний горшок. Держал он его одной рукой, пусть на руке и не было рукавицы: верно, сосуд уже остыл настолько, что перестал обжигать.

- Пей, сын! - потребовал Улав. - Пей и спи!

Глава 12. Быстрые решения.

Разумный человек может приспособиться буквально к чему угодно. Поправка: живой разумный человек. В отношении конкретно себя я совершенно не уверен: ни в том, что жив, ни в том, что умер, ни в том, что сохраняю во всем этом хаосе разум.

До недавнего времени я считал себя самым настоящим атеистом, причем атеистом научным. Даже, наверное, был им: в Советском Союзе первое равно второму, и это вам подтвердит кто угодно, даже так называемые служители культа.

Советского Союза нет. То ли больше нет, то ли он еще не появился — не очень понятно, поскольку в том, в будущее ли я