Японская война 1905. Книга 7 - Антон Дмитриевич Емельянов

– Ты, вообще, меня слышала? Нельзя ставить на кон судьбу всей Японии на какой-то авантюрный поход. Да какие, в конце концов, шансы, что вас всех не перебьют через месяц? А наши дети и внуки будут платить за это всю свою жизнь!

– Очень красивые слова, но вот я за тем и еду в Америку, чтобы убедиться, что мы победим. А ты делаешь то же самое, чтобы мы проиграли. И кто после этого друг, а кто враг для Японии?

Все это время Казуэ размышляла над тем, а не стоит ли попробовать по примеру Огинского перетянуть взятого на горячем лейтенанта на свою сторону. Как минимум, он не боялся рисковать. С другой стороны, его вера в победу врагов Японии была уж слишком фанатична, а Казуэ за годы работы в поле успела убедиться, что подобные люди порой совершенно непредсказуемы.

– Приведя людей в Сацуму, ты взяла на себя ответственность за их судьбу, – лейтенант продолжал сгущать краски. – Как после такого можно отправлять их на верную смерть?

– Мы не торговцы, это они страхуют риски. А мы хотим свободы для Японии. Настоящей свободы, которую нельзя получить без борьбы, – Казуэ покачала головой, а потом одним резким движением воткнула длинную заколку-коги в ухо лейтенанта.

Стальное лезвие пронзило мозг – ноги предателя подкосились, и никакой лишней крови, которая могла бы вызвать лишние вопросы. Продолжая удерживать рухнувшего на ее плечо лейтенанта, Казуэ вышла с ним на палубу. Буквально четыре шага, и вот они у борта: после этого оставалось только расслабить плечо, и уже мертвый лейтенант сам рухнул в холодные воды Тихого океана.

***

Читаю доклад Гумилева по его работе и основным направлениям, которые мы сможем дожать, когда туда приедет Огинский с верными людьми. Ведь что такое Энсенада, где мы построили Мексиканскую вышку связи – это небольшой городок, который был небольшим и двадцать лет назад, и сейчас, несмотря на все инвестиции в север страны, который президент Порфирио медленно, но верно превращал в витрину для своих северных соседей.

И ведь это интересно. Именно на севере Мексики у людей всегда была работа, им тут больше платили и, зная об этом, им же везли достаточно товаров, на которые можно было спустить вырученные за медь и нефть доллары. Все, что могла дать им родина, шло на север, и он же в 1910 году начал революцию против Порфирио Диаса, запустив череду смен режимов, после которой страна так, по большому счету, и не смогла подняться.

Почему так? Может быть, были правы социалисты, и цепочка, когда развитие буржуазии ведет к появлению пролетариата, а потом и к революции, неизбежна? И тогда все то, что я сейчас вкладываю в Маньчжурию, будет зря. Все в итоге сгорит в пожаре гражданской войны и...

– Вот же!.. – я дочитал телеграмму до конца и выругался, забывая на время о проблемах будущего.

Пока не до него, с тем, что есть, бы разобраться. И проблема действительно была серьезная. Мы купили одну небольшую нефтяную шахту, начали ставить завод по перегонке добычи в бензин с керосином и параллельно, чтобы не раздражать остальных местных дельцов, предложили скупать товар и у них. Учитывая мексиканские цены, это казалось не таким уж и большим вложением, но...

Мексиканцы как будто были обозлены на всех, с кем работали до этого, и к нам поехали все новые и новые торговые агенты. Причем не только с Энсенада, и даже не только с севера. Нам везли тонны нефти, и уже скоро ее оказалось больше, чем мы могли себе позволить. Ее просто негде стало хранить.

Гумилев нанял сотни рабочих, начал строить новые хранилища, но когда они еще закончат, а нефть – она была уже тут. В бочках, в контейнерах, в вагонах, которые нужно было срочно освобождать... С одной стороны, можно было просто отказаться – немного потерять в репутации, не страшно. С другой, эти запасы, которые нам готовы были отдать здесь и сейчас, иначе уедут в Штаты. Достанутся врагу вместо того чтобы решить наши транспортные проблемы почти на полгода вперед.

По подсчетам штаба, на месяц активных боевых действий на три корпуса нам нужно было по 1,5-2 тысячи тонн бензина и керосина, то есть примерно 14 тысяч американских баррелей. Нам были готовы привезти 140 тысяч, из них двадцатку мы могли раскидать по уже готовым клепанным танкам-цистернам. А остальное? Впрочем, а чего тут думать – небольшие потери вполне компенсируются ценой, а сам метод вполне рабочий. Так делают прямо сейчас в Техасе, так будут делать в 1942 году в Баку, когда из-за немецкого наступления нефть станут просто сливать в самые обычные земляные ямы.

Естественно, при таком варварском подходе к хранению примерно десять процентов от залитого уже не вернуть. Что-то испарится, что-то впитается и уйдет в землю. Но даже девяносто процентов, даже восемьдесят – это гораздо лучше, чем ничего. Я взял карандаш, коротко описал схему подобных хранилищ, добавил про деревянный каркас и возможность проложить дно и стенки глиной, а потом передал адъютанту, чтобы тот отправил сообщение в Мексику.

Хочется верить, что подобное богатство, которое будет лежать у местных прямо под ногами, не сведет никого с ума. С другой стороны, продержаться-то надо всего ничего. Скоро приедет Огинский и приданное ему усиление. Учитывая, что в Энсенаде до нашего появления жило всего три тысячи человек, тысяча японцев и двести наших русских штурмовиков – это огромная сила.

С такой можно горы свернуть. И не только.

***

Сегодня Николаю Степановичу Гумилеву пришло уже второе послание с угрозами. В прошлый раз это было письмо, в этот раз на порог его дома положили отрезанную голову Луиса, который раньше возил бывшему поручику молоко. И главное, никаких разумных требований. Или хотя бы готовности к переговорам. Мексиканцы или кто-то пытающийся их изобразить каждый раз хотели только одного...

На куске ткани, в который был завернут кровавый подарок было выведено всего пять букв. Фуера – по-испански «пошли вон».

Глава 9

Сегодня я в гостях у Жуковского.

Николай Егорович вроде бы и не так давно добрался до Маньчжурии, но именно при его участии наши разработки двигателей сделали шаг вперед. Вернее, пока не сделали, но зато мы каждый день все лучше и лучше понимали, что именно нам на первых порах не потянуть.

Так, когда к нам приехала первая партия