Амлет, сын Улава - Адель Гельт

- Я Богги, сын Дурина, из Града Дымных Столбов, - карла говорил совершенно нормально, как человек обычной высоты: верно, был слишком мудр и опытен, чтобы придавать своей речи излишнее звучание. Я приподнял бровь: положительно, этот мой жест лицом понемногу входил в привычку.

- Не того Дурина! - уточнил карла. - Дуринов — их, как ты понимаешь, много, существенно больше одного!

Назваться кем-то известным, но не совсем тем, кого знают на самом деле, достоверно входит в семейный обычай каждой, пусть и не объявленной, семьи подземных карл. Я решил проявить нечто похожее, свойственное уже древнему и благородному роду Эски.

- Я Амлет, сын Улава, и Улава именно того! - в тон представился я, уже точно зная, с кем имею честь познакомиться. - Неимоверно рад пожать руку старому другу своего отца!

В общем, выяснилось вот что.

Волна, о которой я так вовремя предупредил, и которую так сильно сдержали знатные скальды, могла наделать страшных дел. В этот вечер были открыты на проветривание все малые люки, средние двери и даже большие ворота, ведущие в огненные пещеры близ Рейкьявика, и, не останови Песнь волну в гавани, вода ухнула бы вниз, залила печи, смыла в глубины людей, а там, чего доброго, и вовсе затопила бы нижние чертоги, приведя к огромным жертвам и другим убыткам.

Достойные карлы и другие жители нижних пещер посовещались, и решили: главная награда в бою причитается ловкому разведчику, поскольку без него (меня) и его разведки (моего сна) битва со стихией могла пойти совсем другим путем.

Решили — и явились награждать, правда, скромно, почти по-семейному.

- Меня, конечно, зовут не так, как моего сы… То есть, подмастерье Сигина, - чуть было не оговорился знаменитый мастер горного народа, - но некоторое мастерство я, все же, превзошел. - Богги, сын Дурина, протягивал мне предмет, и была это шейная гривна…

В ваших краях, наверное, не знают, что гривна — это та же монета, только для очень дорогих расчетов и богатых подарков от высшего низшему, то есть — удобный способ дорого заплатить. Брать же плату за достойный и правильный поступок означало бы только одно: меня признали то ли подчиненным, то ли наемником, не следующим обычаям и не знающим чести, и это было очень обидно.

Я немедленно оскорбился: шерсть на загривке встала дыбом, пасть моя неприветливо оскалилась и изнутри нее раздался рык. Вернее, раздался бы, не вмешайся вовремя мой отец.

- Сын, охолони! - грубо приказал мне Улав, и, уже обращаясь к гораздому на недостойные подарки карле: - А я ведь предупреждал тебя, сын Дурина, о том, что сын мой еще юн, и, по невеликому опыту, просто не поймет значения твоего подарка?

Я застыл, будто вкопанный столб. Впервые на моей памяти отец был со мной так груб при посторонних взрослых мужчинах: хорошо, впервые с того, как я достиг совершенных лет. Верно, на то имелась какая-то особенная причина, и стоило хотя бы попробовать ее, причину, понять.

- Ты, верно, решил, что я хочу тебе заплатить? - понятливо спросил карла. – Нет, это не так. Ты же сын моего друга, Амлет! Имей я даже такое обидное намерение, неужели я стал бы оскорблять дружбу и память о ней?

- Сын, это не гривна. Предмет похож на гривну, но это не она, - присоединился к разговору и объяснению отец. - Возьми подарок в руки!

Я засомневался, но руку протянул, и карла вложил в нее гривну, которая не гривна.

- Попробуй ее сломать, сын! Сломать — или, хотя бы, разогнуть.

Я силен: этим пошел, как бы странно это ни звучало, в мать. Разогнуть тонкую полоску металла… На это моих сил хватало: всякий раз до этого случая.

- Что это за сталь? – удивился я. – Такая тонкая, звонкая и прочная!

- Это сталь великанов, но не наших, а тех, что живут на островах в теплом море. Они когда-то родили нынешних эллинских богов, и теперь были сброшены своими непочтительными сыновьями с вершины горы… - Богги Дуринссон явно оседлал любимого ездового вепря: как и все карлы, он оказался любителем рассказывать старинные предания еще более, чем ковать железо.

- В нашем мире ее нельзя добыть самородно: только великие алхимики, владеющие Третьим Преобразованием, создают один брусок стали великанов из восьми слитков ядовитого железа, что добывают на дальней Полуночи, железа, имеющего сиреневый цвет!

Карла говорил интересно, и я заслушался: обида, не успевшая прорваться в мир в виде обидных слов или дел, прошла сама собой.

- Этот металл не ржавеет, даже пробыв дюжину дней в соленой воде, не ломается, нанесенные им раны не гниют… И это, опять же, не гривна, хотя и носить ее стоит на шее! Знак великой предусмотрительности, вот что это такое, и некоторые из моих соплеменников и родичей отдали бы за такое отличие руку… Правда, левую и без особенной на то охоты.

Я продел голову внутрь обруча, зацепившись, конечно, ушами. Знак лег на шею легко, будто всегда там обретался, и замер на одном месте: чутье подсказало мне, что свалиться сам он не сможет, и ничья злая воля не снимет подарок с меня против воли уже моей!

Приоткрыл пасть, набрал в грудь воздуха, собрался произнести долгую благодарную речь — но тут позади меня раздался рык, звонкий и грозный.

- Мне недосуг ждать каждого тщеславного мальчишку, оделенного подарком, значения которого даже не умеет понять! - Снорри Ульварссон появился в зале вдруг, и, нарушая все мыслимые правила и обычаи, прервал правильный ритуал принятия почетного знака. - Мы должны с тобой поговорить, с глазу на глаз! Вот он я, явился, не медли же!

Комната, в которой мы оказались, была мне, покамест, незнакома: и то сказать, я не успел бы изучить и десятой доли огромного дома, почти дворца, знатного норвежца Ингольфа Арнарссона.

- Скажи мне, Амлет, - невежливо вопросил меня великий скальд, стоило нам занять две лавки, стоящие одна против другой, - твой дух-покровитель — он кто?

«Человек», хотелось ответить мне, но я подумал, что это не до конца правда: Хетьяр Сигурдссон был человеком при жизни, а кто он сейчас, я и не знаю.

«Дух-покровитель», пришла вторая мысль, но такой ответ звучал бы ненужной и обидной издевкой: ведь именно так Снорри уже назвал того, кто явился ко мне в ночь совершенных лет.

- Погоди, парень, - Строитель появился у