Русский диктат - Денис Старый

Установилось гробовое молчание. Человек — такое существо, как и все живое, ценит жизнь, особенно когда смерть приближается.

— Есть ли среди вас тот, кто жить хочет? Мне нужен всего один человек, который сможет доставить моё письмо до ваших атаманов. Коли вы совершили такую ошибку, то будете и казнены, а у иных шанс окажется прийти ко мне, — сказал я и вышел из невыносимо вонючей камеры.

Да, они обижены, но это нисколько не оправдание. Они — предатели. И тот, кто сейчас пошёл против русского же человека с оружием, и который убивал или был готов убить, тому однозначно смерть, причём, позорная и мучительная.

Но я не просто верю, я убеждён, исходя из некоторого понимания развития и существования любого общества, что и среди некрасовцев не всё так однозначно. По-любому есть те, кто смотрит на Россию, особенно на ту, которая сейчас побеждает, с большим вниманием и готов переселиться на русские земли. Если немного ослабить притеснения старообрядцев, то некоторые, те, которые быстро станут вновь русскими, а не «вырусями», вольются в общество.

У меня, у России, Сибирь плохо заселена. Мне нужно думать о том, как переписывать Нерчинский договор с Китаем. У меня в Америке поле непаханое. Так что тем, кто готов раскаяться и готов сослужить службу России — всех их я готов принять, но только не поселить в ту среду, где они могли бы бунтовать. Ну или где их могли бы просто прибить. Уверен, что на Дону сейчас такая обстановка, что если появится там тысяча-другая, пусть даже и раскаявшихся некрасовцев, то донцы быстро устроят над ними расправу.

На Яик таких бойцов также нечего отправлять. Там своя вольница, и ещё нужно бы разобраться в истинных причинах Пугачёвского бунта из иной реальности. Если с башкирами более-менее стало понятно, то почему взбунтовались и поддержали протест казаки на Яике — до сих пор не понимаю. Их же почти и не трогали. Или я чего-то не знаю.

— Когда определитесь с тем, кто повезёт моё послание до некрасовцев, пусть этот посланник спешно собирается в путь и уезжает. И сразу же оставшихся некрасовцев посадить на кол, — отдал я приказ.

Время катилось к закату. Небольшой, но достаточный, чтобы воздействовать на паруса, ветерок будто бы манил к себе, призывал поскорее начать операцию. И я сам уже не находил себе места.

Кричала чуйка, что впереди может быть опасность. Странным образом, но я не так беспокоился о том, что меня ждет в Хаджибее. Словно бы что-то не хорошее случилось дома, ну или в Петербурге. Я написал письма Фролову, Юле, Степану, Александру Шувалову.

И теперь стоял на пристани. Девять галер мерно качались у пристани. А несколько сотен солдат следили за тем, чтобы в порту никто не появлялся.

Операция по отбытию в Хаджибей должна была быть настолько секретной, что о ней не должна была знать даже большая часть солдат и офицеров моего корпуса.

Узнают. Но случится это лишь тогда, когда на рассвете высокомобильная часть моего корпуса отправится в быстрый переход до будущей Одессы. У них будет задача за два дня добраться до этой крепости, совершив колоссальный по своей скорости переход.

А в это время я очень рассчитывал на то, что город будет уже взят.

От авторов:

Вышел второй том Куратора

Попаданец в современность. Полковник ФСБ после смерти попал в тело студента и мстит предателям, торгующим государственными тайнами

✅ Большая скидка на первый том https://author.today/work/504558

Глава 9

Многие удивляются, но в детстве я не любил выкапывать трупы животных, или мучить насекомых.

Стивен Кинг

Петербург

1 апреля 1736 года

Со стороны могло показаться, что два брата прохаживаются вдоль кладбища Петропавловского собора в крепости и беззаботно общаются. Но это было не так. Братья Шуваловы вынуждены разговаривать во дворе крепости, но никак не в кабинете. Были подозрения, что кабинет даже Главы Тайной канцелярии Розыскных дел может прослушиваться.

Так что единственным местом, где можно было бы поговорить, на удивление спокойно и не боясь того, что будут услышаны кем-то другим, это был двор Петропавловской крепости.

Труп слухача оставался в кабинете, Александр Иванович Шувалов внешне казался спокойным и невозмутимым.

— Саша, уды твои междуножные, ты что удумал? — испуганно спросил Пётр Иванович Шувалов.

— Брат, разве же ты не видишь, какая это возможность для нас? Разве ты не понимаешь? — сокрушался Александр Иванович Шувалов.

При этом оба улыбались, словно бы наслаждаясь ярким весенним днем.

Между тем, решительность младшего из братьев, Александра, его убеждённость в том, что он делает всё правильно, изрядно поколебалась. Авторитет старшего брата давил сильнее, чем логичное объяснение и даже элементарная осторожность.

Пётр Иванович Шувалов взялся за голову. Правда, тут же опустил руки и посмотрел по сторонам. Никто не увидел его эмоции?

— Чем тебя устраивает то положение дел, что нынче сложилось? — пытался достучаться до своего брата Пётр.

Александр же, ожидая абсолютно иной реакции, растерялся. Он ведь был в этом уверен, что старший брат готов за Елизавету Петровну через любого переступить. Что там любовь такая, что и на подлость можно ради нее идти. А тут выпадает реальный шанс лишить существующую систему охранителя и опоры, коим, по разумению двух братьев являлся генера-лейтенант Александр Лукич Норов.

— Саша, ты просто плохо знаешь Норова. Он не мог тебе доверить всю полноту принятия решений. Он всегда выстраивает такую пирамиду, где все друг друга подозревают и за всеми следят, — сказал Пётр Иванович, непроизвольно оглядываясь по сторонам и выискивая те глаза, которые сейчас должны, по его мнению, обязательно следить за двумя братьями.

— Если бы это было так, Пётр, то бандиты Норова уже пришли бы за мной. Ведь я убил слухача, — привёл очевидный аргумент Александр Иванович Шувалов.

Пусть он из детства верил в то, что его старший брат, Пётр Иванович, умный, прозорливый, но считал Петра недостаточно решительным. И теперь хотел доказать своему брату, что только смелым покоряются вершины.