Русский диктат - Денис Старый

— И мы бы Ваньку подложили под Елизавету, — продолжил ход мыслей своего брата Александр Иванович Шувалов.

— Я поговорю с Лизой и уберегу её. Она всегда была против Остермана и должна помнить все те принижения, которые ей чинил нынешний канцлер. Елизавета Петровна действует, скорее, не от того, что сильно хочет корону. Для того чтобы ей блистать, достаточно и того, что уже имеет. Елизавета хочет навредить Норову — тому, кто единственный отказал ей, — сказал Пётр Иванович.

— Всё, я к Елизавете. Если будет какая возможность, чтобы тебя не обвинили в убийстве слухача, и уж тем более в государственной измене, то есть только три женщины, которые могут спасти нас. К Анне Леопольдовне… Да и сильно уж она ленивой стала и не хочет вникать ни в какие дела. А вот навестить за обедом Юлиану Магнусовну Норову нужно обязательно. Но пока я к Елизавете… — сказал Пётр Иванович и ускорил шаг, выходя из крепости, вышагивая по мосту.

— Брат, но у меня свое мнение, — чуть ли не выкрикнул Александр Иванович.

— Засунь его себе в этот… В эту… Ну туда, чем ты думал, когда убивал слухача! — не сдержался и выкрикнул в ответ Петр Иванович Шувалов.

Он-то добился почти что наивысшего, о чем можно мечтать. А еще были слухи, что Елизавета готовит указ о наделении Петра Шувалова титулом графа. И вот этим рисковать?

Нехотя, но вынуждено Александр Иванович вернулся в кабинет. Он уже знал, кому мог бы доверить в ночи выбросить труп слухача в воду, конечно же прикрепив к нему камень, чтобы не всплыло тело. Нынешний командир роты караула в крепости, как считал Шувалов, был куплен им.

Вот только трупа в кабинете уже не было.

Хаджибей.

1 апреля 1736 года

Атаман Краснов придирчиво осмотрел своё воинство.

— Как есть, турки! — усмехнулся в бороду казак.

Станичники, ряженные под турок, зло насупились. Для них такой «комплимент» лестным не казался. Но ничего не поделаешь. Что такое воинская хитрость, казаки знали очень хорошо. Далеко не всегда они были сильнее своих противников, однако приходилось быть изобретательными, что-то выдумывать, чтобы всё-таки побеждать, сдюживать даже более организованных и сильных врагов.

Атаман посмотрел на небо и выматерился на луну. Если ночью он её называл «матушкой и благодетельницей», то сейчас луна превратилась и в суку, и в курву, и ещё много эпитетов знал Краснов. Ну и чего было ему стесняться в эпитетах? Вокруг свои, станичники, а не офицеры, бабью цыцку «грудью» или «бюстом» завывающие.

Если раньше луна нужна была для того, чтобы ориентироваться и вообще не потеряться в степи, оттого и благодетельница. То теперь она была нежелательна, ибо нужно сделать всё, чтобы максимально близко подойти к крепости Хаджибей и даже попробовать ворваться в открытые ворота. Тут любой свет — злой враг.

Ночью казакам и приданным им драгунам пришлось изрядно поработать, и они практически не спали. Нельзя было допустить, чтобы хоть кто-нибудь из беглецов, сбежавших с поля боя под Очаковым, добрался в Хаджибей и рассказал о поражении турок. Разъезды ловили таких, стрелами или саблями, рубили, гоняясь по степи за беглецами.

По всему было видно, что это удалось. Ведь крепость не закрывала свои ворота, и даже ночью сюда постоянно прибывали обозы, отдельные небольшие отряды, в основном конных, иногда до батальона пехотинцев. Хотя большая часть людей в Хаджибее все же спали. И погодка была такой, что и просыпаться нужно, но с удовольствием можно полежать, хоть головой на седле, укрывшись плащом, хоть и в кровати.

По всему было видно, что если крепость не взять в самое ближайшее время, то она будет насыщена войсками в достаточной степени, чтобы противостоять штурму. Или же чтобы этот штурм стал для русских войск более кровавым, чем это могло бы случиться сейчас.

Ну и гордыня, показать себя — это так же мотивация для казака не многим меньшая, чем добыча. А в Хаджибее можно взять очень много. Это было понятно всем станичникам. И они были готовы подвергать себя смерти, но в город войти.

— Ну что, турка, жить хочешь? — обратился атаман к одному из пленных.

Удалось взять нескольких турецких офицеров, включая одного чорбаджи, целого полковника. На них Краснов сильно надеялся, как на проездной билет пассажир общественного транспорта.

— Вы обещали не произносить моё имя и отпустить сразу же после того, как я помогу вам войти в крепость, — сказал чорбаджи. — Я отвечал, что сделаю то, что вы хотите.

Переводчик лихо, быстро и без сомнений перевёл слова турецкого офицера, и атаман расплылся в очаровательной улыбке. Казалось, что носитель такой искренней улыбки, не должен быть человек злой. И что полковник останется в живых.

Нет, некоторое время турецкий офицер поживёт. Казаки, а точнее атаман, хотел отправить его в станицу на забаву станичникам и деткам атамана. Пускай увидят, что турку бить можно, что они способны даже быть рабами. Краснов искренне считал, что если показать своего противника униженным, то тогда казаки будут иначе относиться к своему врагу, перестанут его бояться и станут лучше биться.

— Есть какие вести от генерал-лейтенанта Норова? — спросил Краснов, собираясь с мыслями и «натягивая» на своё лицо суровую решимость.

— Нет, батько, вестей нема, — отвечали атаману.

Но это он так… Спросил, чтобы несколько оттянуть время. Ведь человек от генерал-лейтенанта Александра Лукича Норова прибыл ещё до полуночи и был искренне рад, что атаман всё ещё не попробовал нахрапом взять крепость Хаджибей. Так что атака будет согласованной.

Краснов бы и попробовал, вот только показалось, что в крепости сейчас находится куда большее количество воинов, чем это предполагалось ранее. И стоило ли с чуть более чем тремя тысячами казаков и драгунов рассчитывать на лёгкую победу?

Теперь же ситуация несколько изменилась.

— Подходим к крепости. Турецкие офицеры брешут, что мы турки, заходим вовнутрь, сразу идём до порта. Расчищаем порт,