Я – Товарищ Сталин 3 - Андрей Цуцаев

— Пятьдесят тысяч? Товарищ Сталин, это очень много и это огромный риск. Армия не готова к такой операции. Т-26 — да, двести можем выделить, но половина требует ремонта. БТ-5 — тоже выделим сто пятьдесят, но запчастей мало. Да и число солдат слишком велико, мы сейчас не можем оголять наши границы, а много людей нам нужно на Дальнем Востоке, сдерживать японцев.

Сергей, постучав трубкой по столу, сказал:

— Борис Михайлович, я уже много раз в своей жизни слышал слово невозможно. Если бы каждый раз я сдавался перед обстоятельствами, то мы бы так и остались топтаться на месте и не провели бы ни одной реформы за последние годы. Мы должны сделать то, что говорю я. Поверьте, я вижу немного дальше, чем вы думаете.

Шапошников, выдержав небольшую паузу, сказал:

— Товарищ Сталин. Мы можем отправить советников увеличить число танков, но 50 тысяч солдат? Это истощит резервы. Логистика —это главный кошмар, порты под контролем французов и британцев. Если они введут блокаду, то мы окажемся в ловушке.

Сергей, улыбнувшись, сказал:

— Ловушка? Борис Михайлович, мы сделаем так, что в ловушку попадут фашисты, а не мы. Готовьте план по переброске войск, техники, орудий. И докладывайте мне незамедлительно, если у вас возникнут какие-то проблем. Об остальном позаботимся мы с Молотовым. А сейчас идите, работайте!

Шапошников кивнул головой:

— Я все сделаю, товарищ Сталин. Будет так, как вы хотите.

Он вышел из кабинета, оставив Сергея одного.

Сергей набил табаком трубку и вызвал к себе Молотова.

Вскоре раздался стук в дверь и через несколько секунд вошел Вячеслав Молотов. Зайдя в кабинет, он сказал:

— Иосиф, я говорил с французами и британцами по поводу Испании. Новости у меня нехорошие.

Сергей, подняв взгляд от лежавших на столе документов, его усы дрогнули, он сказал, с сарказмом:

— Нехорошие, Вячеслав Михайлович? Французы ноют, как обычно, а британцы пьют чай и качают головой? Рассказывайте, что говорят Блюм и Болдуин.

Молотов, поправив очки, сказал:

— Блюм сказал, что наше вмешательство разожжёт войну в Европе. Народный фронт слаб, он боится фашистов и своих генералов. Британцы — Болдуин и Иден, угрожают усилить флот в Средиземном море, если мы пошлём войска. Они создают комитет по невмешательству, требуют, чтобы мы присоединились. Санкции, блокада портов — это реальная угроза. И… я слышал, в нашем посольстве пропали две страницы конфиденциальных документов.

Сергей, постучал трубкой, глаза вспыхнули, он повысил голос:

— Пропали документы? Вячеслав Михайлович, это уже никуда не годится. Я скажу Бокию, чтобы разобрался с этими шпионами. Нам нужно чистить партию от кротов. А по поводу наших иностранных дел, то мы медлить не можем. Испания горит, фашисты Франко рвут республиканцев, а вы мне про комитеты? Мы отправим 50 тысяч солдат, отправим Т-26, БТ-5, орудия, советников. Что скажут их послы, когда наши танки будут на улицах Мадрида?

Молотов, сжал портфель, лицо напряглось:

— В Мадриде? Иосиф, это опасно. Франция закроет порты, Британия усилит флот. Можем отправить технику, советников — как в Китае. Но 50 тысяч? Это вызов всему миру. И если документы попали к фашистам…

Сергей встал. Он подошел к Молотову с трубкой в руке и сказал:

— Вызов? Вячеслав Михайлович, мир уже сам бросил нам вызов. Если Испания падёт, фашисты Франко победят, Муссолини захватит Абиссинию, то и Гитлер посмотрит в нашу сторону. Нельзя, чтобы фашисты почувствовали свою силу. Чтобы они думали, будто бы для них уготована легкая прогулка. Мы должны не дать им такой возможности. И никто, кроме нашей страны, не сможет им помешать. А это значит, что ответственность лежит на нас с вами, а не на британцах или французах. Только мы сможем их остановить.

Молотов, вытер пот со лба, он ответил, глухим голосом:

— Я все подготовлю, товарищ Сталин. Но если Европа ответит, а шпионы выдадут планы… это будет на нашей с вами совести.

Сергей, покачав головой, сказал:

— Совесть? Вячеслав Михайлович, о совести мы потом подумаем. Мы не можем колебаться, когда наша страна стоит перед величайшим вызовом в истории. И я знаю, мы победим. А сейчас иди, Вячеслав. И держи меня в курсе всех новостей.

Молотов вышел. Сергей слышал его быстрые шаги в коридоре. Оставшись один, Сергей зажёг трубку, его мысли путались: «Шпионы в стране, шпионы в посольстве, танки ломаются, Европа угрожает… Я из XXI века, но даже я не знаю, как это все разгрести». Он сжал кулак, сказал сам себе шепотом: «Но я вытяну. Испания — наш главный ход». Он постучал трубкой, глаза сузились, мысли продолжали кружиться в голове: «Если шпион в штабе, если Блюм или Болдуин заблокируют порты… нет, я не могу отступить».

Барселона в феврале 1936 года, пылала, словно факел, брошенный в сухую траву. Улицы, заваленные баррикадами CNT, где около пятидесяти тысяч бойцов держали позиции, и POUM с их десятью тысячами, гудели от криков, выстрелов и топота ног. Взрыв склада, где хранились боеприпасы, унёс жизни тридцати португальских наёмников и десяти мирных жителей, оставив дым и пожары, которые захлестнули город.

Рябинин крался через узкие переулки порта, его пальто промокло от морской сырости. Его глаза, усталые, но цепкие, шарили по теням в переулках, а пальцы сжимали револьвер. Барселона стояла на ушах: толпы бежали от пожаров, баррикады из досок, бочек и старых телег перекрывали улицы, а время, чтобы спастись от расправы фалангистов, утекало, как песок из разбитых часов.

Подпольщица Луиза, около тридцати лет, в потрёпанном платье, с короткими тёмными волосами и глазами, горящими решимостью, вынырнула из тени, её шаги были быстрыми, как у кошки. Она сказала резким голосом:

— Антонио, десять мирных погибли у рынка. Ты что, не предусмотрел, что взрыв убьет простых людей?

Рябинин, сжав револьвер, ответил:

— Луиза, мне надо было убрать их любой ценой. Но у них было слишком много снарядов, поэтому взрыв был сильнее, чем все предполагали. Но главное, что я все сделал. И я бил по фашистам, а не по рынку! Салазар шлёт наёмников, а ты мне лекции читаешь?

Луиза ответила деловым тоном:

— Забудь, некогда спорить. Письмо о POUM у тебя?

Рябинин вытащил мятый лист, где аноним указал на утечку из POUM о том, что Рябинин, он же Антонио Перес, не фалангист, а связан с республиканцами. Она, пробежав глазами, сунула бумагу в карман и сказала:

— Это меняет расклад. Теперь они будут искать тебя с удвоенной силой. Нам