По прозвищу Святой. Книга вторая - Алексей Анатольевич Евтушенко

— Да, ты прав, конечно, — сказал Латышев. — Фашизм и национализм — это такое зло, что хуже всякой буржуазии. Давить их надо, гадов, до полной и окончательной победы, — он пристукнул кулаком о ладонь, и Максим с ним согласился.

Задачей разведроты было выяснить возможные пути прорыва дивизии к своим.

— Трое суток дал нам комдив на всё про всё, — рассказывал Латышев. — Генерал-майор Васильев Илья Васильевич. Слыхал?

Со слов КИРа он уже знал, что генерал-майор Васильев с остатками своей дивизии вырвется из киевского котла. В феврале сорок второго года примет триста тридцать седьмую стрелковую дивизию. В мае того же сорок второго года дивизия в составе пятьдесят седьмой армии попадёт в окружение под Харьковом и почти полностью будет уничтожена. Сам Васильев погибнет в бою двадцать пятого мая сорок второго года у села Протопоповка Харьковской области.

Но не говорить же об этом своему новому знакомому.

— Нет, — покачал головой Максим. — Не слыхал.

К тому времени, как рота получила боевое задание, в строю оставалось шестьдесят три человека от штатных ста двенадцати.

— Мы ещё ого-го были, — рассказывал Латышев. — Орлы, можно сказать. Меньше пятидесяти процентов потерь. В других ротах едва сорок процентов от штата оставалось, а то и меньше.

Короче говоря, рота ушла на задание и на второй день нарвалась на передовую часть немцев. Свежую, наглую, злую. Танки, бронетранспортёры, мотоциклы. Пехоты — до батальона.

Пришлось отходить, огрызаясь. Причём отходить на восток, поскольку западное направление было перерезано немцами.

Из шестидесяти трёх человек осталось сначала сорок, а затем и вовсе двадцать шесть, из которых трое тяжёлых — вон они, на носилках и пятеро лёгких. Плюс шестеро из других частей прибились — артиллеристы, связисты и даже один танкист. Погибли командир роты, политрук и двое взводных. Из командиров в живых остался только он.

— Вот так вот из взводного и стал я ротным в одночасье, — закончил Латышев. — Временно исполняющим обязанности, понятно. Только роты той осталось… сам видишь. С гулькин хрен. И что теперь делать — ума не приложу.

[1] Пистолет-пулемёт Дегтярёва.

[2] Самозарядная винтовка Токарева 1940 года выпуска.

Глава девятая

— В смысле, что делать? — не понял Максим. — Выполнять приказ, конечно. У тебя какой приказ был? Разведать обстановку и доложить. Обстановку ты разведал — немцы кругом. Хотя, может, и не кругом пока. По крайней мере, не сплошь. Мне кажется, на восток можно прорваться.

— Знаешь, куда именно? — деловито осведомился Латышев.

— Карта есть?

Лейтенант достал из планшета карту, развернул.

— Мы здесь, — показал пальцем.

— Верно, — согласился Максим. — А двигаться нужно сюда, — он показал. — Сначала на Петровку-Роменскую, а после на Гадач. Я в нашем штабе карту видел, — пояснил он. — Мы желётчики, у нас радиосвязь имеется. У тебя, кстати, по идее тоже рация должна быть?

— Была, — вздохнул Латышев. — Уже нету. Как и радиста. Пал смертью храбрых. Попали под миномётный обстрел и… — он махнул рукой. — Даже похоронить не сумели.

Помолчали.

— Смотри, — продолжил Максим. — Гудериан наступает с северо-запада, вот отсюда. Клейст с юго-востока. Это если грубо. Лохвицы уже заняты. Но южнее прорваться можно. Я так думаю. Но думать — это одно, а знать точно — другое, — добавил он. — На немцев уже повсюду можно нарваться.

— Ты прав, — сказал лейтенант. — Надо выполнять приказ. А немцы… Ну что ж. На то мы и разведка, чтобы знать, как их обойти. Спасибо, Коля, поставил ты мне мозги на место. А то я что-то того, растерялся малёхо.

— Это не ты растерялся, — сказал Максим. — Это ранение твоё. И усталость многодневная. С каждым может случиться.

— Кстати, о ранениях, — сказал Латышев. — Может, ты и остальных того… подлечишь?

— Как? — спросил Максим. — Егор, я не волшебник, как тебе показалось. Что-то могу, но очень мало. Боль снять без лекарств, рану небольшую помочь организму затянуть. Всё. Если что-то серьёзное, то врач нужен. Настоящий.

— Понятно. Значит, помрут ребята. Где мы, а где настоящий врач.

— А где?

— В медсанбате, где ж ещё. А медсанбат в расположении дивизии. Километров пятнадцать отсюда. Это, если напрямки. Окольными путями, сам понимаешь, больше.

— Чёрт, — выругался Максим. — Я посмотрю, конечно. Но ничего не обещаю.

Из троих тяжелораненых один умер, не дождавшись помощи Максима, и его похоронили прямо на поляне, ближе к опушке. Двоих удалось немного поддержать.

— Есть шанс, что выживут, — сообщил Максим, утирая пот со лба. Он отдал почти всего себя и теперь сидел в изнеможении, привалившись спиной к ближайшей сосне. — Если дотащим до медсанбата. Проникающие ранения, операция нужна. Как ваш медсанбат дивизионный, хороший?

— Был хороший, — ответил Латышев. — Только лекарств и обезболивающих, считай, не осталось. Бинтов тоже. Ты как? Лица на тебе нет.

— Устал, — признался Максим. — Это дело много сил отнимает. Ничего, сейчас у сосенки посижу, подпитаюсь от неё маленько.

— Как это — подпитаюсь? — не понял Латышев.

— Дуб, сосна, кедр, берёза, липа — это деревья-доноры. Они подпитывают человека энергией. Дуб особенно. Но и сосна неплоха. А вот тополь или, скажем, осина и ель, наоборот отнимают.

— На колдовство какое-то похоже, — признался Латышев. — Хотя я, конечно, атеист и ни в какое колдовство не верю, — добавил он. — Как и в бога.

— Бога нет, и это медицинский факт? [1] — процитировал Максим.

— Не знаю, медицинский или какой другой, но точно нет, — сказал Латышев серьёзно. — Партия давно разоблачила поповские сказки.

— Это называется народное целительство, — сказал Максим. — Вполне реальная вещь, которую некоторые тёмные и необразованные люди до сих пор называют колдовством. Что тут поделаешь, для некоторых и электричество — колдовство. У нас в партизанском отряде был дед Аким, такой вот народный целитель. Руками лечил, травами, мёдом. Это у него я кое-чему научился.

— За месяц? — недоверчиво прищурился Латышев.

— А я талантливый, — улыбнулся Максим.

И подмигнул.

Выходить решили в ночь. Меньше вероятности нарваться на немцев. До вечера было ещё довольно много времени — как раз выспаться, восстановить силы.

Только вот жрать хотелось.

В таких случаях Максим