Нашествие - В. Бирюк

- Если ты готов умереть за Степь, убивая врага, то почему запрещаешь мне так же умереть за Русь?

- Н-ну… тебе не придётся проявлять свою храбрость - я убью Кончака раньше. Х-ха! Да! Я буду первым.

Радость, гордость. Немножко пренебрежения ко мне: не суетись, землеед, со своей мелочью, с Русью.

- Я надеюсь на это. Но даже когда у тебя всё получится, останется немало мелких змеёнышей. Которые попытаются покусать Алу. Ведь тебя, твоей защиты не станет. Возможно, первые дни я смогу помочь ему.

Боняк, продолжая как-то очень по-доброму, умиротворённо улыбаться, нежно поглаживая взрывмашинку, уточнил:

- Не надо говорить мальчику… о том, что я… решил испариться… Он будет переживать. Плакать, огорчаться.

- Ты прав: он очень расстроится. Тебя он любит больше всего в мире. Больше меня, больше Степи, больше жизни. Больше всего.

Какой довольный хан передо мной! Прямо лучится удовольствием. Всё-таки, ревновал Алу ко мне.

Но врать я не буду:

- Я не скажу ему о твоём выборе сейчас. Но потом, когда ты создашь великую победу… Нельзя лишать сына гордости за отца. Твой… твоя победа над врагами и над своей смертью… У мальчика должна быть вершина. Ориентир для духа. Основание для уверенности в себе.

Ещё несколько деталей. Вроде последних приказаний, которые Боняк отдаст завтра вечером, передавая обе орды во власть Алу. Временно - пока с Кончаком дела перетрёт. Мелочи типа: как лучше применить устройство? С коня, на ногах, сидя на кошме? - Главное - не в поклоне.

Раскланялись с Боняком, обнялись с Алу, загнали Курта в его «княжескую поноску» - носилки между конями цугом. Мы уходили на юго-запад, Боняк со своими - на юг. Уже отъезжая, он вдруг вернулся к дубу, окинул взглядом «руины лисьей норы».

Как я его понимаю! Его гложет недоверие. Лысый мог обмануть. Как всегда обманывают землееды, хоть русские, хоть греки. Или чего-то не сработает. Или сам дурак, что-нибудь забыл или перепутал…

А уж сколько «если» у меня! Недоверие, сомнение… Да я сам вижу несколько вариантов, как я сам на его месте мог бы себя кинуть!

Запросто! Просто задержаться с приездом к Кончаку.

Ванька появляется у Переяславля. Кончак втаптывает его в пыль. Боняк надевает на сынка Алтана ту разгрузку, объясняет что надо делать. Использует «в тёмную». Тот приходит на праздничный пир победителей.

«А сейчас наш клоун Алтанася покажет уникальный номер!».

Ба-бах!

«Победители» превращаются в удобрение.

Тут из Степи подходят отряды опоздавших Боняка и Беру.

- Ай-яй-яй! Мы так спешили! Не успели. Ни к победе, ни к пиру. Старенькие мы, слабенькие, быстро ехать не можем - песок сыпется.

Шаруканычи погибли, Боняк - предводитель похода, других с подобного уровня авторитетом нет. Кто сильно против - можно прирезать.

Штурмовать Переяславль и брать Киев? - Зачем? Да и нечем. Гибель «победителей Ваньки», предводителей отрядов - дезорганизует воинов. Они начинают разбегаться. Скажем, что это хорошо. И объявим о роспуске войска. Ещё и благодарность за миролюбие от Боголюбского получим. В весомой материальной форме.

Красиво? - Да. Я бы на его месте так и поступил. Но я - бесчестный прагматик из 21 в. «Украл-убежал», «и фиг меня потом найдут».

У него опыт поколений, воспитавший, вбивший «кодекс чести степного хана». Следует разделять со своими людьми корм, кров и опасность. Если ты не доверяешь своим - они не верят тебе.

Личные свойства. В немалой части - семейные традиции. Восходящие к Боняку Серому Волку, который ещё тогда, почти столетие назад, даже среди ханов той героической эпохи был особенным.

Вкус победы. Это сделал я! Это я их всех! Плевать - что потом, плевать, кто что скажет - я знаю, что это моя победа.

Всё это важно. И забота о любимом сыне, стремление обезопасить его будущее. И любовь к Родине, стремление избавить её от грядущей тирании Шаруканычей. Но кажется мне, что главный аргумент - освобождение личное. Мгновенное освобождение внутренне молодой, азартной души от нудного повседневного груза старческого тела, от постоянно присутствующего потока болей, недомоганий, слабостей. От непрерывной обиды. На себя, на время, на весь этот мир.

- Ведь помню! Ведь мог! Совсем недавно! А нынче… Заверните меня в тёплую мягкую тряпочку. И подоткните, чтоб не дуло.

***

Из пункта А в пункт Б вышел курьерский поезд со скоростью 60 км/час. Одновременно навстречу ему из пункта Б в пункт А вышел пассажирский поезд со скоростью 40 км/час. И они не встретились.

Почему? - Не судьба.

Если Боняк, Кончак и Ванька-плешак не встретятся под Переяславлем, то к Руси и к Степи придёт такая «не-судьба», что лучше не надо.

***

Уточню: в РИ этот поход Кончака шёл в чуть других условиях.

Две мощные группировки кыпчаков по левому и правому берегам Днепра двинулись к Киеву с миром. В Переяславле сидел князем двенадцатилетний сын киевского, в тот момент, князя Глеба Перепёлки. Глеб, волнуясь за сына, кинулся из Киева к нему.

Тут всё прошло тихо-мирно. Но вторая группировка на правом берегу, узнав, что дружина ушла к Переяславлю, вдруг передумала насчёт мира и напала на Киев. Разорили предместья, захватили богатый полон. На отходе их догнал Михалко с Роси. С сотней гридней и несколькими сотнями берендеев вдребезги разгромил многократно превосходящее полчища половцев.

Об эти эпизодах из РИ я уже вспоминал.

В АИ этого нет. Михалко сидит на Руяне в роли датского графа Рюгена. На его месте в Торческе - Чарджи, сокрытый ябгу, кумир торков. Который активно использует не берендеев с их заморочками, типа: тут служу, тут не служу, отбитый полон - наш и «мы сами будем эту корову доить», а восхищённых им торков и печенегов. Использует очень активно: два глубоких похода в Степь - возмездия за набеги двух последних лет. За спиной у него не княжеская дружина и городовой полк, а формируемая регулярная армия Искандера. Ещё не вполне готовая, но способная массой кованной рати снести любого. Мальчик-княжич, Владимир Глебович, учит таблицу умножения в Боголюбово. А самого Глеба Перепёлку только что убили киевские мятежники, среди которых верховодят высланные мною из Луцка, Галича и Минска бояре.

Всё-таки, моё вмешательство в РИ при взятии Киева в 1169 г. начало менять и Русь, и Степь.

Мы гнали коней на юго-запад, догоняя мои отряды, надеясь на подход других. Из Курска и Путивля, из