Нашествие - В. Бирюк

показываю. Вот так надеть, вот так пожужжать, снять стопор, хлопнуть по рукояти…

***

«Триада педагогики»: расскажи что к чему и зачем; покажи сам, своими руками, называя и объясняя каждый шаг; пройди руками ученика под твоим присмотром, с его проговором. Так загружаются видео-, аудио- и мышечная память.

***

- Сейчас хлопать не будем. А то тут на три сотни шагов ничего живого не останется, крылышки разлетевшиеся всё посекут-порубят.

Отсоединил машинку, покрутил безрукавку.

- Лучше под верхнюю одежду, чтобы лишних вопросов не возникало. Но не под кольчугу. Чтобы не мешать крылышкам увеличить число сдохших змеёнышей.

Протягиваю разгрузку хану - примерь. Он не шевелится. Смотрит. Как на свою смерть. Так это, и в самом деле, твоя смерть.

- Когда я хлопну по этой рукояти - будет… ба-бах? Как было в норе под дубом?

- Да. В восемь раз сильнее: зарядов восемь, а не один.

- Сотни этих крылышек, как стрелы боевые, ринутся во все стороны из каждого… «голенища сапога»?

- Да. Только полетят они много быстрее обычных стрел.

- Тысяча стрел, один человек одним движением?

- Да. Все змеёныши должны быть перед тобой. Иначе их придётся выковыривать.

- А те что сзади? Те, кто придут со мной?

- Три сотни шагов - смерть. Во все стороны. Поэтому... возьми с собой сына Алтана. С его друзьями. И старого хана Беру с его родственниками.

- Ты хочешь, чтобы я убил своего сына?!

- Нет. Я хочу, чтобы ты дал ему возможность исполнить его долг. Каждый в орде должен защищать хана. Его жизнь и его честь. Твой старший сын Боняк так и погиб - принял на себя удар в бою. Тебе предназначавшийся удар. Четвёртый из носящих это имя. Носивших. Кончак знает: Алтан - его яростный поклонник, пойдёт за ним в огонь и воду. Твой сын исполнит свой долг: его присутствие в твоей свите обманет Кончака, подтвердит твою слабость, согласие пасть перед новым царём. Поможет тебе нанести удар, уничтожить врага, сохранить свою честь.

- А Беру? Он уже стар и худо соображает.

- Затем, чтобы с ним пошли те, кто соображает не худо. Э-эх, Боня-хан. Что будет дальше?

Вопрос, который я постоянно задаю своим выученикам, помощникам, собеседникам. Задаю себе. Анализ последствий чуть дальше обычного, общепринятого.

- Вот бабахнуло. Вот разлетелись стальные крылышки. Вот поляна, заваленная теплым ещё мясом каменной гадюки. Что дальше? Невозможно в один мах отрубить головы всем змеёнышам. Кто-то останется. Гадюка вновь оживёт, поднимется. Желающие царя есть в Степи, их много. Остаётся одно - истребить желающих в цари. Кто? Кто пойдёт по Степи, заглядывая в каждый тёмный уголок, в каждую гнилую яму? Истребляя уцелевших выползков? - Алу. Больше некому.

- Он ещё молод для таких дел, его обманут.

- Да. Ему придётся научиться. Поэтому важно, особенно в начале, чтобы у него не было сильных врагов вблизи. В твоей орде или у беруковичей. Лучше, если всех таких ты возьмёшь с собой. И они разделят судьбу змеёнышей.

Боняк задумчиво кивает, поглаживает пальцами машинку. Странные формы, странные материалы, странные тактильные ощущения…

- А что случится со мной?

Во-от. «Ключевой вопрос современности».

Как убедить Боняка действовать против Кончака я себе хоть чуть-чуть представлял. Всё-таки, десятилетия вражды. А вот как убедить его умереть… Или пусть пошлёт вместо себя кого-нибудь… послушного? Которому не надо объяснять, «использовать в тёмную»?

Ненадёжно. Слишком много «если». Поэтому у меня никаких обманов с самим Боняком. Эти ребята могут не понимать «физику процесса», но любой обман ловят «на раз». Кто не ловил - не выжил.

«Я никогда не лгу» - это правило я принял ещё в начале. Придумал, следовал ему. Не от своей врождённой кристально-патологической честности, а от тупости: не могу, не настолько умен, чтобы обманывать аборигенов. Как меня это напрягало!

«Но я себя смирял, становясь на горло собственной песне». В смысле: вранью.

Вот ещё один случай. Так хочется соврать! Замылить глаза, запудрить мозги, занавесить лапшой… Ваня! Не будь дешёвкой! Подозрительность - фирменный знак этой семейки, Боняка не обмануть.

- Смерть. Ты умрёшь. Очень быстро. Мгновенно.

Поднимаюсь и прикидываю на себя разгрузку.

Говорят: «Не показывай на себе». Суеверие.

- Когда бабахнет - стальные крылышки полетят наружу. Вот так, веером. А внутрь ударит пламя. Очень сильное. Не будет ни боли, ни жара - слишком быстро, чтобы почувствовать. Будет ямка в земле глубиной в аршин, шириной в пять. Над ней небольшое облачко пара. Кровавая взвесь. В полчаса этот туман осядет на землю, а солнышко его высушит.

Смотрит и не понимает. Здесь так никто никогда не умирает. Никто! Никогда! Даже обезглавленное тело может дёргаться, сделать на бегу пару шагов. Даже сгорая в пожаре человек умирает медленнее, есть время для ощущений, для боли. А уж обычный костёр… не зря эту сумму мучений используют для показательных казней.

Единственное исключение: Елица. Зимой в Ромове перед «Священным Дубом» она сделала этот выбор. Не потому ли я нынче выбрал для демонстрации одинокий дуб? Не знаю, ассоциации срабатывают… ассоциативно.

Понятно, что Боняку о Елице я рассказывать не буду. Старому родовитому хану повторить путь женщины, рабыни… Не.

Я щёлкаю пальцами.

- Вот так. И всё.

- И всё?!

- Да. Вот ты был, вот тебя не стало. Э-э-э… Тела не стало. Вот этого. С его шрамами, болячками, кашлями, мозолями. Мясо, кости… испарились. Мгновенно. Ты сам… Говорят, что каждый получает по вере своей. Ты веришь в посмертие? Тело только одежда для души. Как халат - для самого тела. Старый, потрёпанный, штопанный халат. А душа… Халат испарится. Не порвётся, изотрётся, расползётся, сгниёт. Исчезнет. Сразу. Не будет часов, дней, лет умирания. Не будет бесконечной телесной муки. Которая превращается в постоянную муку душевную. Душа не будет унижена и истерзана бесконечными старческими болячками. Она вознесётся к Хан Тенгри такой, какая есть: молодой, весёлой. А не заезженной болями: тут стрельнуло, тут хрустнуло, тут вступило. Без осознания собственного бессилия. И согласия с ним. Раньше я мог. То, другое, третье. А теперь… даже пытаться не буду.

Это тема уже не вражды кланов в Степи, это уже «вопрос жизни и смерти человека».

***

Всякая религия, предлагающая посмертное блаженство, есть форма пропаганды суицида.

***

Пару лет назад, во время редкого появления Алу во Всеволжске, в дружеской беседе «по душам», случился странный поворот в разговоре:

- Что твой отец думает о смерти?