Дом на птичьем острове. Книга первая. Рожденная быть второй - Таша Муляр

«Ты – единственный, кому я нужна… Нет. Он любит меня, а это все – так, слова, лишь слова», – уговорила она себя в очередной раз.

Письма хранились в верхнем ящике стола, в самой глубине, задвинутые коробкой от леденцов. Как-то она ездила в Ленинград на танцевальный конкурс, и там они ходили в большой магазин возле Красной площади – самый главный в стране, как сказала Эля, которая их возила на тот конкурс и повела гулять по городу, когда они выиграли, заняв первое место в своей возрастной группе. Среди изобилия сладостей, к которым она была, в общем-то, равнодушна, Василиса выбрала и купила эту круглую жестяную коробку серебристого цвета, потратив на нее все свои деньги, накопленные на поездку, да еще те, что мама ей дала в дорогу. Так уж красиво там было все выставлено, что она не удержалась!

На крышке были нарисованы синие лучи, которые расходились в стороны от красной пятиконечной звезды, как от солнца. Внутри лежали полупрозрачные, разноцветные, присыпанные сахарной пудрой леденцы. Вернувшись домой, она угощала ими маму и папу, сестру и брата, отнесла бабушке, бережно открывая коробку, вдыхая лимонно-ванильный аромат, доставая по одному свои сокровища – золотистые зернышки. Такие удивительные были конфетки. Они и назывались как-то диковинно – «монпансье».

Леденцы быстро закончились, оставив навсегда впечатления о Москве – большом шумном городе со множеством огней и спешащих людей, о конкурсе, где все их поздравляли и каждой подарили по большому букету белых роз – они потом в гостинице, где жили все коллективы, приехавшие на конкурс, размещали розы в больших белых ваннах в номерах, бегали по этажам, просили ведра, и весь этаж пах этими цветами их триумфа. Эллочка была так счастлива, что постоянно улыбалась и всех благодарила, и Василиса больше никогда не видела ее такой сияющей.

Коробку она сберегла. В ней теперь хранились ценные вещи. Комсомольский билет и значок, которые в девяностом были уже не актуальны в ее жизни – все вокруг разительно менялось и становилось другим, диковинные почтовые марки с птицами – на белом фоне попугай, на другой – павлин с разноцветным хвостом, на третьей… Все разные. Она их когда-то, может еще в третьем классе, выменяла на какие-то другие марки у одного мальчика, так и хранит до сих пор. Еще там лежали бумажные деньги, которые были раньше, теперь они – лишь память, можно было бы Рите отдать в кукольный магазин играть, да обойдется.

И вот за этой коробкой, в темной глубине ящика она хранила самое дорогое и ценное, что было у нее сегодня, – Пашины письма в потрепанных путешествием через всю страну конвертах, пахнущие его сигаретами и казармой, чужими руками, которые сортировали их на почте, и еще чем-то неведомым. Она бережно перевязывала небольшую пачку синей ленточкой, перетягивая крест-накрест и сооружая бантик-розочку. Розочка была своеобразным замком с секретом. Никто не умел делать такую. Ну, мама точно не умела.

Василисе иногда казалось, что родители в своих переживаниях за дочь могут дойти до копания в ее вещах. А по розочке она сразу поймет, брал кто-то ее сокровище или нет. Откуда, как, почему в ней родились такие сомнения? Ведь они всегда доверяли друг другу. Папа на семейных субботних советах, где они обсуждали планы на неделю и каждый делился тем, что интересного и важного у него произошло, всегда напоминал им, что главное правило в их семье – не врать друг другу и не брать в долг.

Сейчас же все было по-другому. Василиса частенько вспоминала тот разговор с братом перед его уходом в армию. Она тогда сказала, что Игорь уйдет, а у нее все останется по-прежнему. Всего-то чуть больше года прошло, а как она ошиблась!

Отец все так же редко бывал дома. Он работал с раннего утра в совхозе, выполняя свои обычные обязанности главного агронома доверенного ему участка, а вечерами продолжал рыбачить. Зимой шла килька и хамса, ее тоже хорошо покупали.

Зимняя рыбалка опасна не только из-за проверяющих инспекторов и рэкетиров, а еще и из-за погоды. Хотя в декабре море уже замерзло, и рыбалка была приостановлена до ближайшей оттепели. Морозы несколько дней держались почти двадцать градусов. Ветер, на удивление, стих, словно забыл про их станицу или решил дать им отдохнуть перед новой атакой.

Ветра, бывало, дули по семь дней кряду, влажные, промозглые, сбивающие с ног, от них не было спасенья. Ветер слепил глаза, продувал самый теплый тулуп, уютно устраиваясь под одеждой, пробирая до самых костей. Порывы пропитанного морской влагой воздуха сдували с улиц снег, сгоняя его от одного забора к другому, выдували снежный покров с полей – тут и приходили на помощь лесополосы из жерделы и акации. Они не давали ветру унести белое покрывало, превращаясь в снежных стражников с торчащими из сугробов верхушками веток.

Море замерзло, превратившись в царство Снежной королевы, того и гляди Кай с Гердой пожалуют. В том году лиманы – соленые мелкие озерца на береговой линии – превратились в каток. Так бывало не всегда. Должны совпасть мороз и отсутствие ветра. Теперь вся ребятня после занятий бежала в сторону пляжа с коньками. Зима в станице была морозная и короткая, успеть бы накататься!

– Рит, Ритуся… – Василиса по пути в ванную заглянула в комнату сестры. Та спала, накрывшись с головой, и только светлые волосы разметались по подушке, ребенка видно не было. Из-под одеяла свесилась тоненькая, почти прозрачная ручка, которая за ухо держала когда-то белого зайца.

– Ритка, вставай! Хватит дрыхнуть! Смотри, заяц твой сейчас убежит! – Василиса зашла в комнату и потянула зайца из рук сестры за серую лапу.

– Ну Вась, – Рита выглянула из-под краешка одеяла, – ну еще чуть-чуть, ну пожалуйста!

– Не-а, всё, вставай! Я иду в душ, и всё! Жду тебя чистить зубы, вставай давай, ленивец! – Василиса направилась к выходу из комнаты, остановилась и потянула за край одеяла, стаскивая его с сестренки.

– Ой, а что это на тебе? – Под одеялом обнаружилась Рита в маминых черных лакированных туфлях с каблуками. – Ха-ха! – звонко рассмеялась Василиса.

– Я же принцесса… – пролепетала Рита. Она села на кровати, ноги в туфлях лежали на простыне, майка и трусики сбились, волосы наэлектризовались и стояли нимбом над головой. –