Дом на птичьем острове. Книга первая. Рожденная быть второй - Таша Муляр

«Об этом я подумаю завтра!» – как точно сказано. Книгу ей дала почитать Эля, они не так давно пересеклись. Бывшая преподавательница танцев по каким-то делам приходила в техникум, где училась Василиса, и застала свою любимую ученицу одиноко сидящей в гардеробе под висящей на вешалках одеждой. Они поговорили буквально пять минут, Эля смотрела на Василису каким-то особенным взглядом своих глубоких грустных глаз. У нее всегда были загадочные глаза. Смотришь в них – и хочется не отводить взгляд, понять, что там на дне, о чем думает эта тонкая, хрупкая женщина с солдатской выправкой и безупречной осанкой. Глядя на Элю, Василиса тоже пыталась выпрямляться и ходить вот так вот – с гордо поднятой головой, расправленными плечами, ставя ступни чуть с вывертом, контролируя колени и осанку, но хватало ее ненадолго, несколько шагов – и опять отвлеклась, плечи поникли, ноги закосолапили… В общем, не балерина она. Не балерина.

После разговора Эля сходила в библиотеку техникума и вышла с книгой, которую Василиса теперь уже прочитала несколько раз, открывая для себя все новые и новые грани характера Скарлетт и ее любви к Батлеру. В чем-то она узнавала себя. Как Эля поняла, что именно эта книга сейчас спасет ее? В общем, и говорили-то они ни о чем – так, пара обычных фраз…

Галя с утра хотела успеть как можно больше, вставала около пяти, хотя ложилась в двенадцать, а то и в час – домашние хлопоты не позволяли лечь раньше. Да, многое на себя взяла уже подросшая дочь, но на матери всегда основные обязанности. А она? Она не успевала ничего! Мише нужно было собрать что-то с собой на рыбалку, а он, бывало, и в три, и в четыре уходил, приходилось вставать, провожать, а потом она никак не могла заснуть. Она ставила вариться яйца, вываривала свое нижнее белье, чтобы не при всех и не вечером – неудобно это как-то, бегала между курятником и огородом. Огород – это такое дело, только заглянешь огурчик сорвать и помидорку к завтраку, а там подвязать что-то нужно, полить, вредителя увидишь… Тут же куры из загона выскочат, ой, а там белье кипит и кашей горелой пахнет…

Самой на работу собраться надо, все-таки руководитель, хоть и в садах, а выглядеть она всегда старалась прилично. Прическа, макияж, платье выглаженное, туфли. Да, потом на работе она их снимет, но до работы же – через всю станицу и в автобусе с людьми. Ну и девчонок разбудить – и так совсем с ними не видится, завтрак сделать.

– Ма-а-а, ты где? – Сквозь сон Василиса опять почувствовала запах гари. Не дождавшись ответа, она вышла на кухню в трусах и майке, растрепанная, со сбившейся косой на плече и розовым следом от подушки на щеке.

– Ну точно! Опять сгорели!

– Васька? А ты что так рано? Спала бы еще, тебе же сегодня позже на учебу. – В кухню буквально влетела еще неприбранная мама – в халате, надетом поверх ночнушки, и с полным хаосом на голове – она так и продолжала делать химическую завивку. После сна волосы буквально прилипали к голове, будучи еще и закрученными в мелкие кудряшки. На тумбочке уже пыхтели термобигуди, ожидая своего часа.

– Да уж проснулась! – Василиса деревянными щипцами для белья выудила из выварки то, что еще час назад было мамиными новыми трусами. – Вот, завтрак готов! – Второй рукой она ловко подхватила стоявшую тут же мамину любимую тарелку с еловыми веточками и шишками от какого-то японского сервиза – на работе кто-то подарил, плюхнула на нее «жареные» трусики, отгоняя от себя едкий дым. – Приятного аппетита!

– Ой, доча! Ну как же я опять?! – запричитала Галя, увидев свою же тарелку с пригоревшим бельем, глянула на Василису. Обе вначале замерли, а потом рассмеялись.

– Да ладно, мам, ты ж не нарочно, я знаю. – Она поставила тарелку на стол, подошла и обняла мать. Галя стояла не шелохнувшись. «Да, ради этого момента можно было все трусы сжечь», – подумала она и приобняла дочку в ответ, притянув ее к себе. – Вон какая вымахала красотка, выше матери уже. Ну что, чай будем?

– Ага, с трусами! Особый семейный деликатес, – засмеялась Василиса и пошла ставить чайник.

– Ты по-прежнему ему пишешь? – Галя решила начать разговор с острой и трудной для них темы, зная, что именно это является причиной тревог дочери.

– Пишу. А что?

– А он тебе?

– И он мне. Не дождетесь!

– Ну зачем ты так? Мы же за тебя переживаем.

– Мам, вот ответь мне, ты папу любишь? – Василиса выдернула ноги из-под руки облокотившейся на нее мамы, села рядом на кушетке, положила локти на колени и смотрела впереди себя, намеренно не встречаясь взглядом с матерью.

Галя молчала, раздумывая, как верно ответить и к чему Василиса задала этот вопрос: в последнее время она не говорила, а провоцировала.

– Хотя какая уж между вами любовь! Прости, глупость сморозила. – Не дождавшись ответа, Василиса резко встала, сделала пару шагов – комнатка была маленькая, и до письменного стола со стулом подать рукой.

– Ты так считаешь? Почему? Только у тебя может быть любовь? – Галя усмехнулась, сидя на кушетке и смотря на дочь снизу вверх.

– Да, то есть нет, конечно, но у вас ее нет. Я что, не вижу? – Василиса села на стул, развернув его лицом к матери, положила ногу на ногу и с умным видом продолжила рассуждать.

– Забавно. – Галя сдерживалась, чтобы не осадить дочь. – А ты, значит, знаешь, что такое любовь?

– Конечно, знаю! И это не постель, как ты считаешь! – почти выкрикнула Васька. Она чувствовала, что распаляется, сама этого не хотела, но те переживания, что она испытывала в последние дни, недели, месяцы, искали выход, клокотали в ней, плакали, стонали и рвались наружу.

– Разве я тебе говорила когда-нибудь про постель?

– Нет, а ты мне вообще что-то говорила? Ты помнишь?

– Мыша, давай мы спокойно поговорим, я же не враг тебе. – Галя задумалась и почувствовала себя виноватой, она ведь и правда никогда не говорила с дочерью об отношениях мужчины и женщины вот так просто, по душам.

– Да, не враг, но и не друг. Не друг, слышишь? Уходи. Я не хочу говорить. С тобой не хочу, с вами не хочу. Просто не-хо-чу! – ответила Василиса сквозь слезы, которые, словно дождевые капли, накапливались в глазах, переполняли их и