Дом на птичьем острове. Книга первая. Рожденная быть второй - Таша Муляр

– Ну ты даешь! Да уж, именно так и выглядят принцессы! – Рита была такая смешная и трогательная в этом наряде, спросонья, и солнечные лучи заливали всю комнату, освещая маленькую сцену-кровать, где царила «принцесса».

– Давай уж, залезай, пойдем вместе. – Василиса нагнулась, обвила рукой тельце сестры, подхватила ее на руки, усадив себе на бедро, как совсем малышку. – Ух ты! Тяжелая какая стала, принцесса!

– Васечка! Любименькая! – Рита обвила руками шею сестры, обняла ее обеими ногами, удерживаясь на ней, как маленькая обезьянка, чмокнула в щеку и прижалась головой к плечу.

– Ну, туфли, может, оставим? – засмеялась Василиса и закружила Риту по комнате.

На улице сегодня было морозно, но чуть потеплело. Ветра по-прежнему не было, и идти по легкому морозцу, наступая на свежий, чистый, щедро насыпанный с неба этой ночью снег, было приятно. Снег скрипел под ногами в такт шагам, Рита гордо восседала на санках, накрытая клетчатым пледом, под которым она держала кулек с пирожками – везла угощение для ребят.

Василиса тащила санки, утопая валенками в снегу. Снежинки, медленно кружась, падали ей на щеки и губы, она их слизывала и улыбалась, глядя на чуть видное из-за туч солнце. У нее было прекрасное настроение. Такое бывает, когда ты очень долго над чем-то думаешь, сомневаешься, коришь себя, а потом наконец-то приходит осмысление, а за ним и решение – тут-то и наступает покой.

Василиса долго болела, подхватив какой-то вирус или переохладившись еще перед Новым годом, тяжело, с температурой, кашлем, никак не могла справиться. Болезнь получилась затяжной, и теперь было особенно приятно пробежаться, почувствовать силы, которые стали возвращаться, и насладиться свежестью морозного воздуха.

И вот теперь, когда наконец-то ей разрешили выйти из дома, она решилась отправить Паше то письмо. Удивительно, но она правда смогла сдержаться и ни разу его не перечитала. Как написала тогда, почти два месяца назад, запечатала в конверт, проведя влажной губой по сладковатой полоске желтого клея, прогладила пальцами для надежности, так больше и не открывала.

Это было совсем на нее не похоже. С ее-то мнительностью… Но в этот раз она твердо решила, что переписывать там нечего. Письмо это было написано из самого сердца.

Что она теряет? Он уже ей все сказал, вон сколько не пишет, так она ему отправит кусочек своей души. Примет – значит, все верно она сделала, а нет – значит, так и должно было быть, а любовь – ее любовь, – она в ней и останется, любить его никто ей запретить не может, даже она сама.

– Вася, Вась… – позвала Рита.

– Что? – Василиса обернулась. Рита на санках была похожа на маленький сугроб, из которого торчали один красный нос и два тонких белесых хвостика с белыми нарядными бантами из-под кроличьей шапки.

– Ачену чайки, потону што чай любят?

– Рит, ну откуда зимой чайки? Может, хватит?

– Они белые, как снег.

– А, понятно, логично, конечно! – усмехнулась Василиса. Наклонившись вперед, она тащила за собой санки, торопилась, хотела отвезти Риту побыстрее и успеть забежать на почту, чтобы отправить сегодня письмо. Тогда ей станет окончательно легко, оттого что она поставит свою точку или, наоборот, положит начало чему-то новому в их отношениях. Так откровенно она еще никогда Паше не писала. Никому она так откровенно не писала и не говорила. Он поймет, он просто не может не понять.

– Ачену? Вась? – Рита смешно выговаривала слова, коверкая их на свой лад.

– Ачену, ачену, атану! – Василиса засмеялась, передразнивая сестру. – Не знаю почему! Чайки, и всё. Помолчи лучше, а то горло заболит на морозе. Держись, сейчас занос тебе устрою.

Она зашагала быстрее, почти побежала, ускоряя санки, потом притормозила, удерживая шнур, за который везла их, пропустила летящую на санях сестру вперед и резко развернула санки, дернув шнур на себя. Полозья развернулись на месте, поднимая фонтан снежной пыли, накрывая Риту ворохом снежинок, она завизжала от страха и восторга, крича:

– Еще, еще занос!

– Меня папа в детстве так крутил, и Игорек, когда в сад возил, как я тебя сейчас. Здорово? – Они продолжили путь.

– Вась, а бабуля голубцы из голубей делает?

– Рита, зима на дворе, а у тебя сплошь птицы на уме, ты что? О чем думаешь?

– О Кольке… – задумчиво ответила Рита.

– О каком Кольке? – Василиса остановилась и присела рядом с санками.

– Ну, там у нас в группе Коля появился, новенький. Он меня все время обижает, а я о нем думаю… – тихо проговорила Рита, на ее носу таяли снежинки, ресницы были покрыты инеем от дыхания, она трогательно хлопала глазами и хлюпала замерзшим носом.

– О, так это нормальная история, он обижает, а ты думаешь. Все хорошо, не трусь! – Василиса улыбнулась и чмокнула сестричку в красный нос.

– А любоф? Это любоф? Да? – с надеждой, как показалось Василисе, спросила Рита.

– Любовь – это когда жить без него не можешь. Ты можешь без Коли? – серьезно спросила Василиса.

– Могу, – чуть помолчав, ответила Рита. – Я без тебя не могу и без мамочки с папочкой, без Игорька не могу, скучаю. Колю я не знаю совсем.

– Вот. А когда поймешь, что не можешь без кого-то, то это и есть любовь. Все, поедем в сад. А Коле этому, если он тебя обижать будет, скажи, что Василиса придет и с ним разберется. – Она поправила на сестре шапку, съехавшую набок, подсунула обратно выбившийся из-под шапки платок, смахнула с пледа снег, встала и потащила санки вперед.

– А я вот не могу, не могу без него. Дышать даже не могу… – добавила она тихо самой себе, прикоснувшись рукой к сердцу, где в нагрудном кармане пальто лежало ее письмо, на мгновение остановилась, запрокинула голову вверх, свободной рукой в варежке придерживая вязаную шапку с помпоном, чуть постояла, высматривая солнце и ощущая, как снежинки прикасаются к ее щекам.

Почтовое отделение в станице было стареньким. Все никак его не могли отремонтировать, а теперь уж, в этой перестроечной катавасии, верно, никогда и не дождется ремонта одноэтажное деревянное здание с двумя окнами, покосившейся дверью и облупленной белой вывеской «Почта», бог весть сколько висевшей на синих досках.

Василиса не опускала письма в почтовый ящик, прибитый на двери, а отдавала их лично в руки Марусе, молоденькой почтальонше, чуть старше самой Василисы. Так будет надежнее, решила она. А то еще потеряют, когда вытаскивать будут, или прилипнет там, где-то внутри ящика, а она расстроится, будет думать, что он не отвечает, а он просто не получил. Да, в руки