Дом на птичьем острове. Книга первая. Рожденная быть второй - Таша Муляр

– Дамы и господа, добро пожаловать на Птичий остров!

Он выдержал паузу, наблюдая за ее реакцией, потом стремительно вернулся на тропинку, нагнулся к ней и полушепотом спросил:

– Знаешь, почему так называется?

Природа вокруг замерла, лишь камыш, густо росший вдоль всего острова, тихо шуршал от легкого ветерка, подсвеченный бликами луны в отражении от моря… Паша говорил очень тихо, словно боялся нарушить мелодию этой волшебной тишины.

– Думаю, что да, – смущенно улыбнулась Василиса, глядя на него снизу. – Мы с тобой и сами, как те птицы, прилетели в свое место.

– И правда как птицы… – Он дотронулся до ее щеки тыльной стороной ладони, медленно проведя пальцами по овалу лица, с трудом удерживаясь, чтобы не впиться в эти детские полураскрытые, чуть пересохшие губы цвета переспелого персика. Она и пахла почему-то именно персиками, и даже соленый ветер, который нагло протискивался между ними, охлаждая влюбленный пыл и призывая к благоразумию, не смог унести этот персиковый аромат.

– Ты знаешь, там был дом. Видел? – Она почувствовала, что он удерживает себя от поцелуя, и хотела было обидеться – все-таки он считает ее малолеткой! – а потом решила принять игру. Сдержала порывистое желание обнять его обеими руками за шею, притянуть к себе, ощутить его запах, почувствовать вкус губ, узнать наконец-то, как это – поцеловать мужчину… Интересно, а Наташа целовалась уже с тем типом?

– Дом? Вряд ли, ты что-то путаешь. Здесь же весной все затапливает. Какой же дом? – удивился он.

Они медленно шли в глубь острова. По пути им встретилось достаточно крепкое, хоть и высохшее от морской воды и засилья камыша дерево. Таких высушенных деревьев было множество. Когда-то Птичий остров был частью суши, поросшей степной растительностью. Время, ветер, море и люди сделали свое дело. Намытый веками ракушечник люди выбирали для своих нужд, упорные волны подмывали осыпающиеся от ветра берега карьеров, ландшафт менялся, проявлялись новые очертания берега и косы. Сколько столетий или десятилетий ушло на создание природой этого небольшого намывного острова – неизвестно. Тут и там серебрились в отражении лунного света причудливо изогнутые стволы деревьев, обесцвеченные солнцем, отполированные ветром, облюбованные птичьими стаями. На ветках-канделябрах располагались корзины гнезд, бережно собранные птицами из тонких белых веток, выброшенных морем, и хрусткого, просоленного камыша.

Павел привязал к дереву Белоснежку, и дальше по чуть заметной тропинке среди камышовых зарослей они пошли вдвоем. Путь им освещала серебристая монетка луны, сменившая на небосводе уставшее за день солнце.

Василиса допила молоко. Сидела, задумчиво глядя в окно. Мать ушла. Отец приедет на сборный пункт, да и вообще, там будут сегодня все. Может быть, и правда не стоит идти. Но как? Как не идти? Он же уходит так надолго, и еще неизвестно, куда его отправят служить. Вдруг это будет так далеко, что он и в отпуск не сумеет приехать, и она не увидит его долгие два года!

Пока размышляла, начала убираться на кухне. Ей так всегда легче думалось – видимо, от матери переняла. Та когда ругалась с отцом – хотя и редко, но бывали такие моменты у родителей, – так всегда начинала что-то лихорадочно мыть, перемещаясь по кухне. Кухня – такое место, где всегда есть что прибрать.

– Господи, как же хорошо, что наши вывели войска из Афгана, как повезло моему Пашеньке!

Об этом только и было разговоров в станице перед этим призывом. Василиса не раз пыталась расспросить отца, с кем и почему мы воюем. Отец интересовался политикой, читал свежие газеты и смотрел новости по телевизору. Противный, командный голос диктора, одни и те же, как ей казалось, события, обсуждаемые по нескольку раз за день, частенько ее раздражали.

– Па, а с кем и почему мы воюем? – спрашивала она несколько раз, увидев мельком что-то об этом в новостях или услышав в станице об очередной трагедии. Отец обычно любил поговорить, объяснял долго и обстоятельно, иногда с рисунками и чертежами – брал листок и огрызок карандаша из-за печной трубы, раскладывал на кухонном столе и вычерчивал схемы, если она про что-то сложное спрашивала или просила помощи с уроками. Но на вопросы про Афганистан отвечал уклончиво, хотя со своими братьями обсуждал происходящее. Повзрослевшая Василиса с интересом прислушивалась к разговорам взрослых на семейных праздниках, а потом обсуждала это с подругами, чтобы разобраться в том, о чем отец с матерью умалчивали.

– Выполняем наш интернациональный долг, дочка. Мала ты еще. Вырастешь, объясню. Там наши ребята – герои. Об этом помни.

– Пап, а Игорь тоже туда пойдет? – спросила она в прошлом году, когда брат вернулся из военкомата. – Это так страшно, пап, там же война? Настоящая?

Она знала, что матери получали обратно своих сыновей в металлических ящиках с запаянной крышкой – «груз двести». Когда она это слышала, вся обмирала, представляя себе, как ее отец или брат – уже не человек, а «груз», лежащий в железном ящике. Хоронили сыновей и в их станице, и об этом все молчали – не принято, будто стыдно говорить, а ведь они на войне погибли, это же подвиг.

Длилось это уже около семи лет. Раньше Васька маленькая была и не понимала, да и попросту не замечала. Теперь же, когда у нее был Паша, да и брат в армию собирался, она с ужасом думала, куда их отправят служить. Вдруг все опять изменится?

А еще у них в станице есть Мишка, он в ее школе учился, старше Игоря на несколько лет. Вернулся из Афгана без одного глаза и теперь работает в управлении совхоза, помогает с документами. Игорь с ребятами встречались с ним, и он рассказывал, как попал туда. Не всех срочников отправляют «исполнять интернациональный долг». Кому как повезет. Вот он вытянул несчастливый билет. Как там будет и кого туда отправят – никто не знает. Можно на соседних койках спать, тебя заберут, а твой сосед останется. Мишу с сослуживцами три месяца готовили в учебке ВДВ недалеко от Ташкента, а потом вертолетами перебросили на север Афганистана в гвардейскую десантно-штурмовую бригаду. Игорь рассказал ей про Мишку не так давно, как раз когда Василиса в очередной раз повздорила с братом из-за своих отношений с Пашей.

– Ты знаешь, знаешь, как я тебя ненавижу?! Что ты меня все время учишь и контролируешь?! – Когда разговор заходил о ее благоразумии и прекращении отношений с другом брата, Василиса, словно дикая кошка, начинала отстаивать свое право на собственный выбор,