Овечки в тепле - Анке Штеллинг

эту бумагу я отослал домовладельцу». Штамп уже всё содержал.

Оставался только вопрос, откуда этот штамп у Франка. Он может быть у юристов или у администраторов, но зачем он нужен независимому консультанту по обмену? У Франка нет ни секретарши, ни приёмной, ему не приходится рассылать никакие копии «к сведению». Должно быть, позаимствовал у кого-нибудь специально для этого случая, а то и купил в магазине канцтоваров. Такие затраты усилий – только для того, чтобы избежать личного обращения ко мне?

Я зверь, Беа. Непредсказуемый. Опасный.

Пойманный и загнанный в мою каморку, можно было бы сказать, но где там: только здесь, внутри, и возникает то, что делает меня опасной.

Здесь, где я сижу, раньше стояла стиральная машина Веры, а перед этим стояла стиральная машина Франка, но когда к нему переехала Вера, она перевезла свою стиральную машину фирмы «Миле», а прежнюю, франковскую, они выставили на улицу.

Это было не единственное превышение власти, с которым Франку пришлось смириться; ещё Вера содрала оливково-зелёный линолеум с графическим рисунком на кухне и в холле, хотя Франк был против.

Он меня тогда просил:

– Помоги мне! Ты же видишь, это может превратиться в тотальную тиранию!

Но я тогда помогла не ему, а Вере: сдирать этот линолеум.

Июль 2005 года. Мы с Верой ползаем на коленях по кухне Франка.

– Перед тем как съехаться, надо что-нибудь поменять, – говорит Вера. – Чтобы квартира стала общим домом.

Мы загоняем шпатели под наклеенный линолеум.

– Но он к нему так привязан, – говорю я.

Вера смеётся:

– Он привязан к прошлому. К пережиткам погибшей системы! К жизни в общей квартире и к холостяцкому быту.

Уже через десять минут мы обливаемся потом: это июль, солнце жарит сквозь окна без занавесок, по радио поёт Сара Коннор. С Верой приятно работать, она так и горит жаждой деятельности после того, как целых полгода колебалась.

– Я слишком долго жила одна, – говорит она. – И наверняка всё испорчу.

– Если вы хотите семью, надо этому учиться.

– А мы хотим семью?

– Но ты же перестала принимать пилюли.

Под линолеумом обнажились доски. Дощатый и щелястый пол. Франк рвал на себе волосы.

– Через эти щели пол может дышать! – заявила Вера. Она хотела поцеловать Франка, но тот увернулся.

– Эй, – сказала она, – что, серьёзно? Всё так плохо?

Франк ушёл в свой кабинет; а мы отправились на строительный рынок купить половую краску «бычья кровь».

Там, где раньше стояла плита, не оказалось даже досок, а была просто кое-как зацементированная площадка. Кисть топорщилась, когда мы закрашивали эту шершавую площадку.

– Это не последний компромисс, на который Франку придётся пойти, – сказала Вера уже не так окрылённо, как утром.

– Он так любил порядок, – сказала я.

– У него помешательство на чистоте, – сказала Вера. – Честно.

Мы продолжали молча красить. В итоге получилось, на мой взгляд, хорошо.

Франк кивнул, когда снова вышел к нам посмотреть:

– Я думал, будет хуже.

– Если не понравится, – сказала я, – можешь просто перекрасить.

Франк знает, что я всё это ещё помню.

Я знаю историю этой квартиры, все перемены, которые претерпел кухонный пол, я знаю сомнения Веры в их отношениях, её колебания, рожать ли детей.

– Что я могу передать им по наследству? Себя саму? Спасибо, не надо. Какой пример подам собственной жизнью?

Я навещала её в этой квартире, когда Вера ещё лежала после родов в постели – с Вилли. Сперва с Вилли, потом с Леоном.

– Ну ты посмотри на них, что же мне теперь делать?

Новорождённый Леон и рядом Вилли, полный укоризны: с таким же взглядом, какой был и у тебя, Беа, храбрый, направленный внутрь себя взгляд первенца, которого предали.

– Взять дело в свои руки, – ответила я Вере; её же совет, который она дала мне, когда тебе было три года, а Джеку год.

* * *

Ноябрь 2006 года. В нашей старой кухне на Винсштрассе.

Вера пришла ко мне в гости, но нам никак не удавалось поговорить. Вместо этого она смотрела, что значит иметь детей – и совсем не справляться с этим.

Ты не давала мне покормить Джека, и Джек ревел, а я не смела тебя просто прогнать, или запереть тебя в комнате, или как-то иначе утвердиться против тебя. А это смешно, было же ясно, что ты в первую очередь хотела выяснить, как далеко тебе можно зайти: действительно ли ты обладаешь властью заставить меня уморить Джека голодом. И я это тоже знала, потому что более чем очевидно было: ты хочешь, чтобы тебе показали твои границы, и сама же страдаешь от того, что настолько властна надо мной. Но я ничего не могла с тобой поделать, ты была сильнее меня.

И тут Вера говорит: «Так не годится, Рези, тебе надо что-то изменить».

Как именно, она, конечно, не знала, да и откуда, но она видела перед собой совершенно безумную ситуацию и несколько раз повторила: «Ты должна взять дело в свои руки и быть тут главной, слышишь?»

Ещё бы сказала, взять флаг в свои руки. Кстати, это было бы точно.

Я понятия не имела, что, а главное – как должна была взять в руки, но ясно было одно: я должна. И я за это ухватилась. И за голос Веры, он звучал так рассудительно в этом хаосе возбуждённых эмоций и пюре из варёной морковки.

«Ты должна, и ты сделаешь это», – вот что я услышала, ибо если бы дело было безнадёжно, она бы ничего не сказала.

Именно это я тогда и попыталась – постоять за неё в невозможном деле, здесь, в этой квартире, когда наступил Верин черёд с этим материнским Не-могу, Но-должна.

Часами говорить, строить планы и искать решения – всё это осталось в прошлом, потом этого уже не было, но у нас уцелело несколько хороших кратких формул, а прежде всего у нас была сестринская солидарность, и мы были свидетельницы жизни друг друга.

Я так думала.

Но это свидетельство о чужой жизни точно так же обращалось в угрозу, как и критика; то, что когда-то давало нам опору, стало огнеопасным веществом; мало ли что я ещё знаю, а главное: мало ли кому могу об этом рассказать.

Я захлопнула ноутбук и пошла на кухню.

На обед чаще всего я разогреваю себе какое-нибудь готовое блюдо или варю суп из пакетика; это нездоровая еда, и пакетики я зарываю в мусорный пакет поглубже, чтобы никто меня не разоблачил, в первую очередь Беа, когда она вечером ещё слоняется по