Война по обе стороны экрана - Григорий Владимирович Вдовин

она была накануне войны почти полностью. БМП, уверенно урча, пробирается между остовами пятиэтажек и частных домов, резко останавливается, водитель машет руками – спрыгивайте быстрее! Из ближайшего подвала к нам уже бегут бойцы – в протянутые руки сгружаются ящики с б/к, мешки с едой, блоки сигарет. БМП срывается задним ходом и, разворачиваясь, как будто на льду, уносится. Проводить здесь даже лишние двадцать секунд опасно, и из Первомайского, за которое сейчас идут ожесточенные бои, действительно начинают накидывать. Мы уходим в подвал. Так я попал в Пески впервые – даже толком не успев это осознать.

В подвале тепло и людно. Нас с интересом расспрашивают: что там? Связь с внешним миром – только по рации, но не станешь же по ней обсуждать новости. Бойцы удивляются новостям про Херсон. Видно, что командир досадует – мы приехали в его мирок, рассказываем его подчиненным непонятные вещи, на которые он, как командир, как-то должен реагировать. Он сидит у печки, смотря на свои сцепленные руки. «Это маневр…» – в итоге говорит он убежденно. Убеждать пытается, видимо, всех нас, солдат, себя. Я поддерживаю его – мы вернемся, обязательно, Херсон будет наш. Бойцы успокаиваются, переводят взгляд с меня на огонь, который подсвечивает намертво сцепленные руки командира. Конечно, вернемся, а как иначе-то?

На улице вроде бы успокаивается. Командир предлагает пройтись с ним – мне одному. Толпой ходить нельзя. Я беру «гоу-про», оператор и инженер остаются в подвале судачить. У меня в голове всплывает, что этого командира кто-то в шутку и с улыбкой называл пионервожатым, хотя позывной у него никак не связан с педагогической тематикой. В его солдатах и правда есть что-то объединяющее – они открыты, в чем-то немного наивны, очень общительны и интересуются всем, хотя возраст самый разный: и двадцатилетние юнцы, и взрослые пятидесятилетние мужики. У всего этого, вертится в голове, есть какая-то разгадка, но я никак не могу ее ухватить.

Который час

Мы подходим к одной из пятиэтажек, у которой стены обвалены целыми подъездами. Командир сюда и привел меня, чтобы это показать. «Это все они, ”Градами”…» – он показывает направление стрельбы, и действительно, разрушения и обвалы располагаются таким образом, и хвостовики ракет торчат в ту сторону, от Донецка. Излюбленная тактика ВСУ – населенный пункт, из которого они только вышли, сравнивать с землей, когда в него заходят наши. Поэтому так торопился уехать мехвод БМП, я прочувствовал атмосферу и уже прекрасно его понимаю. Когда наши заходили сюда, поселок был еще относительно цел, по крайней мере, пятиэтажки стояли. Теперь это уже только намек и на дома, и на поселок.

С командиром мы идем по бывшей улице Ленина. Дома не то что повреждены – их нет, это кучи битого кирпича. Из подвала под одной из этих куч мы и вышли. Я пытаюсь писать командира на камеру, идя немного по диагонали от него, но он меня все время возвращает в свой фарватер – за мной, за мной. Идти след в след. Так что на видео у меня только широкая спина в бронике. Вдруг она замирает. «Выход», – и он прислушивается. Я, естественно, замираю тоже. Слышен нарастающий свист мины, от которого хочется бежать. «Не наш…» Командир отворачивается от меня и спокойно идет дальше, мина разрывается в стороне. Я опять задаю какой-то вопрос, на который он начинает отвечать, но я ничего не понимаю, мысли пляшут и прыгают в голове, пока не бьются опять об это слово, произнесенное после далекого и не очень отчетливого хлопка, который тем не менее уже и я услышал. «Выход…» – мы опять замираем. Секунда, нарастающий свист. Я опять явственно вижу себя со стороны бегущим хоть к какому-то укрытию, но я знаю, что бежать нельзя, и изо всех сил стараюсь считать командира, ведь его реакцию мне сейчас придется повторять. «Не наш…» В стороне раздается взрыв, мы идем дальше. В происходящем я не очень отдавал себе отчет в тот момент, понимая, что, если будет не «не наш», а «наш», надо будет следом за ним падать на эту землю, на которой он то и дело показывает мне ВОГ, «лепестки», осколки, торчащие хвостовики – не чтобы я посмотрел, а чтобы не наступил, конечно. Но по видео это был один из самых напряженных моментов не только всей съемки и репортажа, но, не исключаю, что и всей моей телевизионной карьеры – секунда замершей тишины с отчетливым свистом, потом дежурное «не наш», разворот и следующий шаг, как будто вы спросили у прохожего, который час, а он задумался на секунду, помолчал, посмотрел куда-то в сторону и только потом ответил и пошел дальше.

Бабушка из Шахтерска и павлины

Записав интервью с бойцами в подвале, мы тогда уехали, сюжет вполне получился. Опять, правда, с какими-то странностями. Все рвались передавать приветы родным, сильнее, чем это происходит обычно. Мама, отец, сестры, братья, жена, дети, я жив, у нас все хорошо, побеждаем и победим. Особенно мне запомнился самый молодой, совершенно безусый солдат, который просил бабушку не переживать за него. «У меня больше никого нет…» Он смутился моему вопросу, где же живет наша бабушка, и тихо ответил: в Шахтерске. Люди передают приветы как будто через толщу световых лет в другую галактику, пытаются докричаться до своих близких через наш микрофон. Я не очень понимаю природу столь четко уловимой мощной эмоции и спрашиваю: «Вы когда виделись-то в последний раз?» Ответ еще более неожиданный: «Давно!» – и отводит глаза. Я окончательно путаюсь и не понимаю шуток, которыми они поддевают друг друга на эту тему.

Уже потом, через неделю или две, я случайно узнал, что тот командир серьезно ранен осколком, возможно, потеряет ногу. Какой-то выход мины все-таки получился «наш». Тогда же и прояснились все мои недоумения, и я наконец понял шутливое «пионервожатый». Это был отряд заключенных-добровольцев из колоний ДНР, которые пошли воевать еще задолго до того, как это стало широко известным явлением под названием «музыканты», и к тем «музыкантам» они не относятся. Это местные. Бабушка ведь у нас из Шахтерска.

Второй наш приезд в Пески – опять с ветерком мимо «Вольво-центра». Мы несемся уже на БМП-3 – новейшей машине, которую я не на параде увидел впервые. Кстати, водители БМП – удивительно приятные, спокойные и интеллигентные ребята. Я не знаю, с чем это связано, или это была случайность и совпадение, но с ними есть о чем поговорить, можно обсудить книги и даже какое-то артхаус-кино. А, например, с танкистами главное –