Война по обе стороны экрана - Григорий Владимирович Вдовин

жизни очень спокойно и обыденно, но мне хотелось, что называется, застрелиться, ведь даже в пятнадцати минутах ходьбы от этого места, перейдя железнодорожные пути по переходу под вокзалом, попадаешь на шумный рынок, автостанцию, конечную остановку трамвая и троллейбуса, с разнообразными кафе и общепитом на любой вкус, шумными толпами людей. А тут – как в замедленном сне, в котором еще и стреляют, причем не замедленно.

Сфера торговли и услуг представлена небольшим рыночком в полтора ларька на остановке и кафе «Арзу» – потрясающее по колориту место, с холодным залом, засаленной мебелью, устойчивым запахом мокрой мешковины с тонкими нотками мочи и ассортиментом из чебуреков (с облегчением отмечаешь, что они в запаянном пластике), с водкой на розлив – 5 рублей стоил стаканчик 50 граммов. Хозяину заведения вы не интересны – он смотрит телевизор, находясь в зале. Изображение и звук идут с жуткими помехами, но хотя бы канал наш, отмечаю я про себя. Он понимает, что мы не его клиенты, и даже не утруждает себя хотя бы формальным интересом в наш адрес. Местные называли эту точку «наш ТЦ».

У остановки – мраморный обелиск, на котором выбиты под две сотни фамилий. Это жители Октябрьского, погибшие в 2014–2015 годах. Некоторые фамилии идут подряд трижды и даже четырежды – это семьи. Список детей – отдельный, и он утопает в посеревших и размокших мягких игрушках.

Озарение пищеблока

Настроения здесь можно встретить самые разные – люди, живущие фактически на передовой, редко этому рады, хотя и не вздрагивают при каждом выходе или входе, но винят в происходящем кто тех, а кто этих.

И здесь, в Октябрьском, мы сталкивались с позицией «как же все было хорошо, пока вы не появились». И как будто во всем виноват лично я (хотя некоторые люди из моего окружения именно так и считают). Это еще одно проявление того, что сложная ситуация не предполагает простых решений, в результате кто-то Русскому миру рад, кто-то не очень. Кто-то не рад совсем, в массе это те, кто уехал на Украину и погрузился там в тот гипноз вывернутых наизнанку ценностей и понятий. Но так же ведь и в адрес Украины – оценки диаметрально разные. Ярко выраженные симпатизанты, если и есть, то помалкивают, а вот тех, кто ее не ждет точно, абсолютное статистическое большинство, что показал не только референдум… И если у кого-то есть задача ему не доверять, то невооруженным взглядом это видно и абсолютно ощущается. Понятно это и самим укроголовым с той стороны. Они принимают, что Донбасс не их и не был их никогда. Но теперь так, чтобы все были довольны и счастливы, уже не будет. Не надо было заводить ситуацию в радикальное противостояние «или – или». Но вот компромисс надо было искать раньше. А теперь – надо быстрее заканчивать уже его поиски. Угодить абсолютно всем невозможно, и это придется принять причем тоже принять всем.

В Октябрьском работает больница, в которую часто попадает. Персонал – героический, один раз мы писали интервью, и старшая сестра показывала, куда прилетели натовские снаряды 155 мм – в пищеблок. Кстати, осколки от них мерзкие, характерные, совершенно не наши, не советские 152-миллиметровые. Прямо в ходе интервью раздается свист – и опять падает, грохает совсем рядом. Естественный порыв в такой ситуации – быстрее зайти в помещение, и получилось, что я сделал это торопливо, а она – спокойно и с достоинством. Ведь десять-двадцать секунд между выстрелами у вас есть точно, бежать смысла нет. Она это знает, а у меня просто пульс бьется в ушах, и адреналин зашкаливает. Перед этим прилетом она говорила хорошие слова, что свой пост они оставить не могут, а к обстрелам, с одной стороны, привыкли, а с другой – привыкнуть к такому, разумеется, невозможно. В этот момент раздается «Ба-бах!», я мелькаю перед объективом и всасываюсь в дверь, а она произносит ту самую фразу, после которой я понимаю все, и произошедшее видится уже как бы замершим фотоснимком. Мне и стыдновато за свою реакцию, с одной стороны, а я еще и в броне и каске стою перед женщиной в халате, но с другой – ясно, что именно этот фрагмент и пойдет в вечерний репортаж. Фраза – вот видите, вы торопитесь, а я спокойно зашла. Вместе с предыдущими словами, взрывом и таким завершением это именно то, что надо для нашего материала.

Неужели я попаду в Пески?

Вернувшись из того пешего похода на Октябрьский, я стал искать в Ютубе, как же выглядят эти Пески, ведь все летит оттуда, с того направления. Среди прочего нашел видео, которое запомнил – два украинских солдата с крыши одной из пятиэтажек пускают ПТУР как раз в сторону аэропорта и двух копров Октябрьского рудника. В сторону грустной женщины и ее безногого соседа. Делают это задорно, с огоньком, звучат, как говорится, шутки, смех, веселье. Ракета улетает, и где-то вдалеке раздается взрыв. Веселые и довольные солдаты с крыши уходят – ответку ожидать где-то, видимо, в более подходящем для этого подвальном помещении. В кадр попадает та самая «красная» церковь – стоит она рядом с пятиэтажкой. Впервые на этом видео я настолько четко и подробно увидел эту географическую экспликацию, где, казалось, я знаю каждое здание – с обратной стороны.

В самом начале СВО, в первый день, у каждого было множество вопросов, и у меня тоже, ведь я этот день встретил в Донецке. На большинство – ответов не было. Но один из этих вопросов был такой: неужели же я теперь попаду в Пески?

Потом был Мариуполь, потом я уехал с Донбасса, меня сменил коллега, и в его сюжете довольно буднично прозвучало: Пески взяли, поселок наш.

Я разволновался, долго не находил себе места и в конце концов позвонил ему – ну что, как там, что в Песках?

Ответ был абсолютно безэмоциональный. Ему было нечего мне рассказать, и это чувствовалось. Потом я уже сам опять приехал в Донецк, уже на смену ему, и в Пески все никак наша дорожка не прокладывалась, и я, честно, немного забыл о них думать.

Потом нас довольно неожиданно и без долгих рассусоливаний отправили туда на БМП.

Загадка пионервожатого

Мы проехали с ветерком на броне и «Вольво-центр», и проехали вплотную к красной церкви. Подобно какой-то инсталляции, в развалинах колокольни на погнутых рельсах я отметил висящий боком, но целый колокол. Церковь разбита, в ней так и не провели ни одной службы, причем достроена